"Первый рассказ я написал в школе. Это была история про старую женщину, жившую в Нью-Йорке, очень одинокую. И про то, как она решила завести собаку. И в конце истории она убивает собаку, просто потому, что собака сделала что-то, расстроившее ее".
Сию историю «про-попа-и-его-собаку» сочинил американский «Вовочка» Джонатан Кэрролл в качестве контрольной работы по литературе. Американская же МарьВанна пришла в восторг и написала родителям мальчика хвалебное письмо, первое, кстати, и единственное. Потому как новоиспеченный писатель был сущим чертенком, и совладать с его злобным изобретательным нравом не представлялось возможным. Только когда его близкого друга и соратника по темным делишкам застрелил полицейский, и родители перевели его "одну из этих распальцованных типа "надпропастьюворжи" школ в Коннектикуте" (Дж.К.), будущий лауреат и дипломант сублимировал свои зубастые, агрессивные и хулиганские выходки в не менее зубастые, агрессивные и хулиганские книги.
Роман Кэрролла «Голос нашей тени» - как раз из этой породы. Разве что рычать не умеет.
Сначала он прикидывается большой породистой собакой с подбитым дворовыми пацанами детством. Вползает на брюхе в личное пространство сочувствующего читателя (а надо бы кружочек мелом очертить) и внезапно вгрызается ему в нежное белое горло.
И никакие шарфы из жизненного опыта и врожденного цинизма, увы, не помогут.
В лучшем случае – бешенство и мания преследования, в худшем – лихорадочные нападения на продавцов книжных лавок с извечным: «Где у вас тут весь Кэрролл?!» - читателю обеспечены.
Что же, собственно, такого ядовито-безумного в этой слюне, пардон, книге?
Да все то же: Вовочка злобного изобретательного нрава. Брат Вовочки, притесняемый и нелюбимый. Убийство первого вторым. Появление первого в полупрозрачном виде и с окончательно испортившимся нравом в жизни второго через десяток лет. Дьявольские трюки, изощренная месть и свинское коварство со стороны первого. Сублимация в общем сплошная.
И хоть бы раз предупредили читателя боем курантов или там кладбищенским местодействием! Ан нет, заставать нас будут в квартире любовницы, на скоростной трассе, в центровом венском кафе и еще Б-г знает где.
И хоть бы раз напугали по-человечески! Синегубыми покойниками, гнилозубыми зомби или там зелеными глазами, бегающими по стенке! Ан нет, пугать нас будут хорошо одетыми клоунами, фотографиями женщин, стариков, собак и детей, заводными птичками и еще Б-г знает чем.
Такое предательство со стороны жанра ужасов трудно перенести, а еще труднее – забыть свои страхи и без содрогания смотреть в цирке на трюки факира с котелком.
Эти подлые художественные приемы критики кличут магическим реализмом с элементами хоррора и на этом успокаиваются.
Мы же книгу читали, а потому успокоиться решительно не можем и идем дальше, а именно – к автору:
“Я никогда не знаю, что произойдет с персонажами. Прямо сейчас я пишу сцену, когда женщина и ее приятель завтракают. Внезапно женщина вскакивает и говорит, что они должны уйти, потому что надвигается что-то страшное. Ее приятель бежит за ней, спрашивая, куда они идут и что должно произойти. Но я не знаю, ни куда они направились, ни почему ушли. Честно. Я просто позволяю им идти и смотрю, к чему это приведет. Мне нравится писать как бы под давлением. Если мои книги пользуются успехом, так это потому, что читатель чувствует, что персонажи, принимая какие-то решения, действительно не знают, что случится дальше. Потому что это действительно случится, только когда я доберусь до следующего эпизода в истории. Что там будет дальше? Кто знает? Давайте посмотрим..."
Так что не пытайтесь при случайной встрече выпытать у Джонатана Кэрролла, чем там в его новой книжке дело кончится, он и сам не знает.
И сам испугается, и читателей доведет.
А что вы хотели? Вовочка – он Вовочка и есть.
Анна Андерсен
