Директор Красноярского культурно-исторического комплекса на Стрелке
Родился 26 ноября 1950 г. в г. Ашимяны в Западной Белоруссии.
В 1984 г. окончил Уральский государственный университет им. М. Горького, получил специальность "преподаватель философии". Кандидат философских наук.
1972-1973 гг. - токарь на заводе "Гидроруль" (г. Борис Минской области).
1984-1991 гг. - работал в Сибирской государственной технической академии на кафедре философии.
В 1991 г. был рекомендован на должность директора музейного комплекса.
Член регионального политсовета партии "Единая Россия".
Семейное положение: женат.
Увлечения: шахматы, моржевание.
Михаил Павлович, в чём главное отличие нынешней биеннале от предыдущих?
Это в первую очередь расширение географии. Точнее, географии творчества. На VI биеннале 70-80% экспозиций сделано специально к этому мероприятию. Они представляют собой отклик на ту тему, которую мы задали. Раньше было не так. Биеннале больше была похожа на «фестиваль всего». Сейчас же она приобретает более точное и глубокое творческое начало.
Как зародилась идея биеннале в Красноярске?
Зародилась она достаточно просто. В 1995 году международный фонд пригласил нас на теплоход «Пушкин» в Москву. Нас человек 60-70 из России. Пока мы плавали по «Золотому кольцу», обсуждали самые сумасшедшие проекты, которые можно реализовать в нашей стране. Мы предложили проект биеннале. Международные эксперты, присутствовавшие там, сказали, что проект интересный, но реализовать его можно только через 2-3 года. Но мы, несмотря ни на что, провели первую биеннале в Красноярске уже в декабре 1995 года. Тогда она была посвящена Михаилу Бахтину, на ней было представлено 34 экспозиции. В основном музейщиков. Отклик был колоссальный. Никто в мире не проводит именно музейные биеннале, потому что организовать экспозиции очень сложно. Но уже 10 лет мы доказываем, что в жизни все возможно.
Насколько сложно сегодня проводить подобные культурные мероприятия? Все-таки это же не экономический или политический форум.
Конечно, так как биеннале является чисто культурным мероприятием, ожидать от нее колоссальной прибыли в плане денег не приходится. Но у нас есть понимание того, что мы с помощью культуры можем заявить о Красноярском крае в России и в мире.
В этом смысле культура является посылом для других взаимоотношений.
В Европе сегодня больше знают о Красноярской биеннале, чем в России. Такие форумы важны как показатели открытости территории, в том числе и для экономики и для политики. Хорошо, что местная власть это понимает и помогает нам в реализации наших проектов.
Может ли сегодня музей себя самоокупить? Насколько коммерчески выгодна, например, «Музейная ночь»?
Последняя музейная ночь была даже в плюсе. Мы смогли оплатить работу всех, даже получили небольшой доход. В целом, нужно понимать, что такое самоокупаемость культуры. Ведь музей нельзя сравнить с какой-нибудь фирмой, производящей водку или колбасу. Здесь речь идет не только об экономической самоокупаемости, но и о духовной.
Во всем мире развита модель конгломерата государства, музея, бизнеса. Это все объединяется в официальные структуры и приносит прибыль. Например, в Германии, во Франции. Мы у себя будем стараться создавать такие структуры, которые бы давали возможность уменьшать финансирование государства за счет привлечения инвесторов. На одном бюджете музей не проживет, так как бюджет не даст стимула развитию.
Как вы видите развитие музейного дела в Красноярске на фоне других российских городов?
Красноярск уже признан музейной столицей. Столицей в том смысле, что здесь проходят мощнейшие музейные форумы. Три года назад у нас был форум ИКОМа (ИКОМ - Международный Совет музеев при ЮНЕСКО) и Союза музеев России.
Это вообще проходило впервые, и не в Москве, а в Красноярске. На прошлую биеннале приезжал международный ИКОМ России.
Главное, что эту основу заложили красноярские музейные биеннале, которые стали локомотивом музейной мысли.
Ваш музей настроен в первую очередь на современность. Это не просто галерея старых картин. Скажите, а какие сейчас существуют тенденции в развитии современных музеев, может быть, какая-то новая организация пространства?
Каждый музей очень индивидуален, специфичен. Многое зависит от архитектуры здания, от директора, который руководит музеем. Поэтому даже красноярские музеи, будучи на одной территории, разны по характеру, каждый держит свою нишу и выполняет свою функцию. В Европе точно такая же история. Там много современных музеев с сумасшедшими идеями, но все равно они отличаются друг от друга, и имеют разную направленность.
Зачем, по вашему мнению, сегодня приходит в музей основная масса людей?
За всех я отвечать не могу. Я могу ответить, почему к нам ходят в музей. В принципе у нас нет картин Рембрандта, у нас нет какой-либо уникальной коллекции. Мы в этом смысле очень молодой музей. В первую очередь, люди к нам приходят, потому что у нас музей идей, новых зарождений, ценностей и смыслов. Мы постоянно пытаемся вести диалог с историей, культурой. Мы не просто показываем что-то. А показывать – это скучно и никому не нужно. История становится историей только тогда, когда она пропущена через сознание, волю и творчество человека. В музее история обязательно должна быть интерпретирована художником, научным сотрудником. Она может быть не объективной, но достоверной для этих людей и для зрителя.
Основной наш посетитель - это молодые люди. Студенты всех вузов обитают здесь, потому что мы постоянно стараемся двигаться и не стоять на месте. Граждан классического типа у нас меньше.
Как вы думаете, можно ли сегодня говорить об упадке современного искусства? Можно ли сегодня создать такой стиль, который не был бы римэйком прошлых стилей?
Да, конечно, массовость, которая сейчас присуща культуре, несколько негативно влияет на искусство. Сейчас наблюдается некое «шоуменство» и в литературе, и в музыке, и в музеях – оно, конечно, страшно и неправильно.
В России мы зачастую просто перенимаем европейскую массовую культуру. Но не стоит делать кальку с европейской культуры. Мы должны брать оттуда все лучшее и перерабатывать. Во всем этом мы должны найти свое ощущение жизни, свои ценности.
Музейная биеннале – это пример того, что мы не стали копировать.
Там музейные ярмарки, фестивали проходили сто лет. Но экспозиционные вещи там не присутствуют. Ту же «Музейную ночь» мы подсмотрели в Германии. Но немцы там ее проводят совершенно по-другому. У них на музейной ночи объединяются несколько музеев, и ты за одну сумму можешь посмотреть 5 или 6 музеев. Все это происходит до полуночи.
У нас же музейная ночь каждый раз имеет определенную тему и интересна, прежде всего, своими тематическими проектами.
К нам на первую ночь пришло около 7 тысяч человек. Причем сибиряки слово «ночь» поняли в буквальном смысле, поэтому пришлось не закрывать музей до утра (смеется).
Вы писали кандидатскую диссертацию по теме «Философия свободы». Что в вашем понимании означает «свободное искусство» и вообще может ли оно быть таковым?
Свобода, с одной стороны, вещь абстрактная, в том смысле, что очень сложно сказать, где оно находится и что из себя представляет. С другой стороны, это неотъемлемая часть творчества и человека. Человека без свободы не может быть.
Свободный художник – это, прежде всего, творческий художник. Свобода является основой творчества. Не художник, который просто может сделать на потребу дня какое-то шоу. Это не свобода. Наоборот, он зажат. Он видит, в чем он будет потребен и пытается это воспроизвести. Он несвободен от этого общества, для которого что-то делает.
Творческому художнику важна истина, которую он хочет выразить. В поисках этой истины он может сделать такое, что по началу будет не воспринято обществом.
Если сначала была свобода от идеологии, и мы как бы от нее убежали, то сейчас же мы получили взамен зависимость экономическую. Человек думает, что если он будет богатым, то, следовательно, будет свободным. Да не будешь ты свободным. Потому что свобода находится где-то внутри человека.
Свободные художники в этом смысле были всегда, независимо от режима и общества?..
Поразительно то, что дух творчества не зависит от внешних рамок. В советское время были очень жесткие рамки и ограничения, а творческий дух выдавал такие перлы. Очень много чего классного было сделано тогда. А сейчас, когда, казалось бы, человек свободен от всего, можем ли мы сказать, что в культуре созданы какие-то вещи, которыми мы можем гордиться? Я лично сказать не могу. Культура стала как уличная девушка – чего изволите, то и сделаю. От этого становится грустно. То же самое произошло и в журналистике, когда, казалось бы, что сейчас-то вы можете всё. А вот нет.
А какое искусство вы любите?
Я не очень воспринимаю классику. Я не испытываю каких-то гиперчувств, когда смотрю на классические произведения в музеях. В этой красивости чего-то, по моему мнению, не хватает.
Я предпочитаю актуальное искусство. Искусство, которое не очень лакировано и приглажено, но работает с сегодняшним днем, пытается на что-то ответить. Это может быть и театр, и художник, и музыкант.
А что и кто именно вам нравится?
Из музыки мне нравится Борис Гребенщиков. Мне нравится, как это ни странно, Гарик Сукачев. В них что-то есть. Люди, которые пытаются думать через музыку, через слово.
В театре мне всегда нравилось, что делает Олег Табаков. Я с удовольствием смотрю спектакли «Табакерки».
В музеях нравятся более авангардные вещи, которые пытаются по-новому взглянуть на этот мир. Музеи же в основном привыкли, что показывают историю. Гордятся этим. Мне кажется, что гордиться нечем, а нужно понять, как ее показывать, как вести диалог с молодым сознанием. Когда музей не работает с сегодняшним днем – он становится скучным, становится обычным складом вещей. Культура – это когда эти вещи начинают себя неожиданно проявлять.
Читаю в основном философскую литературу. В философии люблю крутые вещи с нестандартными текстами. Из художественной литературы могу отметить Павича, Сорокина, Пелевина. Этих авторов читаю с интересом, так как у них есть попытка выйти из обыденной формы литературы. Этот выход, как правило, очень резкий и болезненный, порой эпатирующий. Поэтому я таких людей уважаю.
Ведь творчество у Достоевского – это преступление. В творчестве ты должен «преступить», «переступить» через что-то, сделать определенный шаг. Не всегда он должен быть правильный и соответствовать общественному сознанию.
Настоящее творчество не всегда воспринимается «на ура» обществом. Авангард в этом смысле я понимаю и поддерживаю.
Беседовал Дмитрий Костюнин
