У края все хорошо, а Россию пожалеют

Удивительно поменялись векторы. Как известно, Федеральный закон № 131 принят в октябре 2003 года, с датой вступления в силу на всей территории РФ – 1 января 2006 года, без отсрочек и исключений. Когда до часа Х остался примерно год, по стране пошли разговоры: а может, не стоит? А может, погодить? А не угробим ли мы местное самоуправление экономически – делая его независимым политически? По весне в Госдуме еще царило настроение – «игры с законом недопустимы». Но вот на брифинге в Красноярске депутат Госдумы Раиса Кармазина уже рассказывает, что на местах не готовы и что можно бы повременить.

При этом, что совершенно естественно, депутат ссылается на мнение коллег по партии (депутат от «ЕдРа», взявший какую-то особо внепартийную линию – это уже нонсенс или Валерий Зубов – и это в партии не задерживается). То есть отдельный депутат – это такой элемент субстанции, это медиум, сквозь которого проговаривают себя голоса высших правд. Вплоть до тех, что слышатся из окончательно кремлевской дымки. И можно уже, кажется, заключить, что высшие наши правды… несколько изменили себе. Закон они готовы, как и его собрата под номером 122, поправить так, чтобы от него поменьше осталось. Для начала – дав регионам право на трехлетний мораторий относительно порешенного в 2003-м улучшения их судьбы. Коим большинство не преминуло бы воспользоваться.

Право на смерть

Но прежде спросим себя – в чем закон № 131, в чем его соль и сахар, его физика и метафизика? Политическая составляющая – дать на места больше прав, дескать, получите себе гражданское общество с бантиком и распишитесь. Но спор-то идет вокруг экономической составляющей. Это, как и закон № 122 о монетизации, такая оптимизация бюджетных потоков. В сторону их большей либерализации. Если одной фразой и честно: на Западе либерализм означает право жить своей жизнью, в России – право умирать своей смертью. Если не стесняться пафоса, по задумке реформа МСУ, как и монетизация, в своем первом и чистом виде – это завернутое в обертку право гражданина на смерть. Что, увы, идеально ложится в картину мира тех, кто рассуждает о колониальной администрации в национальном масштабе…

Экономика, что скажет любой марксист, определяет политику: есть базис, есть надстройка, и гражданское общество – пожалуйте в надстройку. Реформирование МСУ легитимировало отказ государства от чуждых ему, скучных и лишних обязательств – по поддержанию экономически неэффективной туземной жизни. Прежде всего, в плане сельско-районных «культурки» и «социалки» – зачем оно папуасам? Тем более если не способны найти себе место в мировой экономике. Согласно многолетнему уже опыту, необходимость бедности была вынесена как право свободы. Расходные обязательства снимались с верхних бюджетов и передавались на самые нижние, чтобы последние, значит, ощутили свободу. Однако это логическая двухходовка: на втором ходе выясняется, что доходная база большинства самоуправлений не соответствует их доходам, и полномочия «провисают». Кто виноват? Экономически неэффективные власти-на-местах!

Похожее случилось в январе-2005: Федерация возложила расходы по монетизации на регионы, и последние в одночасье стали крайними – денег у народа закон не забрал, но денег-то нет. При желании можно было побить своего губернатора. В итоге – народ на улицах, красные флаги и оранжевые шарфы. Власть очнулась. Денег на покрытие «непредвиденных» издержек дали в несколько раз больше, чем планировали на всю монетизацию изначально (практически убив этим смысл закона в части бюджетной экономии).

Эксперты предрекали, что январь-2006 мог стать еще жарче, чем январь-2005. Поэтому цыплят посчитали предварительно, чуть раньше, чем по зиме. И вроде как согласны дать право тем регионам, что не готовы воспринять все прелести реформы в их первозданным виде – немного обождать-с.

Спать спокойно

Россию, таким образом, пожалели. Ситуация же Красноярского края такова, что он нуждается в жалости куда меньше. В силу простой причины: часть политических новшеств, пугающих иные губернии, у нас уже реализована, и давно. И как-то все уже срослось. И больно не будет – оперировать нечего, все уже разрезано и зашито. Скажем, такая затея, как делать бюджет – каждому муниципалитету, включая любое село. Или двухуровневый принцип местных властей, что для многих территорий еще чудесно. Нам же – нет.

Как пояснял Сергей Пономаренко (глава управления по госстроительству и местному самоуправлению Совета администрации края): «Вот здесь – отвечает муниципалитет, здесь – район. При этом как можно большее количество вопросов спускается вниз. Ближе к населению. Для большинства регионов это революционные преобразования, для края – нет. У нас двухуровневый принцип местного самоуправления со второй половины 1990-х годов». Далее, мы застрахованы еще от одной беды: «У нас не произойдет, в связи с введением закона, значительного увеличения числа чиновников на местах. Во многих регионах все полномочия собраны у главы района, ниже просто ничего нет! А у нас эти этажи уже выстроены. Есть свои сельсоветы, свои бюджеты, созданы все муниципальные органы, которые должны быть».

Это что касается группы «политических рисков». Наплыв во власть людей, не готовых к власти, раздувание штатов, дележка и нарезка функций – все это чревато для управляемых. В губерниях не зря опасаются «управленческого коллапса», предчувствуя тень мифической доярки, пришедшей управлять государством. Тем более что управлять в условиях пресловутого бардака.

В крае, повторимся, призраки и бардака, и доярки не ходят. Некоторое количество чиновников придется, действительно, подучить – для этого в крае создан кадровый центр, сквозь него прошли уже тысячи человек. Можно надеяться, что кадры не «порешат» всех. Остается что? Группа рисков экономических. Вот этот федеральный фокус – полномочия дать, расходную базу не прописать и свалить все на нерадивое «место». В частности, вопрос по наполнению в новых условиях бюджета Красноярска до сих пор остается открытым. За несколько месяцев до того, как в Госдуме начали тормозить цунами-131, Хлопонин предложил в крае свою схему: если в районе не уверены, что способны переварить полномочия, их оставляют наверху, верхние бюджеты заплатят. Но тогда и власть остается на уровне этих бюджетов. В общем, для всех желающих остается старое доброе время. Желающие доброго нового времени могут попробовать, но не обязаны это делать… Колхоз, точнее, его окончание – дело добровольное.

В принципе, так же губернатор обошелся с «монетизацией льгот»: не хочешь – не будем. Что довольно милосердно для российского либерала.

Александр Силаев