Первая виолончель театра «Ла Скала»
В Красноярске до 22 июня продолжается V международный фестиваль камерной музыки «Сибирь-Европа» с участием звезд из Италии, Германии и России. Открыли фестиваль концерты первой виолончели театра «Ла Скала» Сандро Лаффранкини. Возможности слышать его в сольных программах красноярцы, как оказалось, обязаны Его величеству случаю. По словам организаторов фестиваля, шефа Красноярского камерного оркестра Михаила Бенюмова и пианистки Ларисы Маркосьян, друг виолончелиста, скрипач Сергей Крылов из-за занятости в проекте с Мстиславом Ростроповичем в последний момент не смог приехать в Сибирь. Сандро выручил ситуацию, расширив свою фестивальную программу до двух концертных вечеров. В плотном графике репетиций и выступлений удалось найти время для встречи.
Сандро, вы уже успели перекусить в нашем итальянском ресторане? Красноярская пицца съедобна?
Мы там были, но это не совсем итальянская кухня (правда, пиццу я там не попробовал). Если хотите, после концертов можно организовать вечеринку. Я с удовольствием приготовлю ризотто или пасту.
Если позволит ваш график! Какие сочинения вы привезли на фестиваль?
Я постарался совместить русскую программу и итальянскую. Среди итальянских сочинений – музыка Россини, а также одно древнее произведение, соната Валентини и одно современного автора Джованни Соллима – это произведение довольно странное, не классическое; в нем чувствуется сильное влияние арабской музыки. У нас этот композитор достаточно исполняемый, может быть, вы его найдете интересным. А русские сочинения вы знаете, конечно, лучше, чем я: в программе Стравинский и Шостакович. Это было почти требование, я не хотел играть в России русских композиторов.
Отчего же?
Нет, не подумайте, я предпочитаю русскую музыку многим другим, она великолепна. Но вот боюсь, что моя интерпретация будет раскритикована. Возможно, я буду играть музыкальные фразы в духе бельканто (смеется). Во всяком случае, мне хотелось бы исполнить музыку естественно. Всё равно, произведение играют двое, в нем смешивается личность музыканта и композитора. Обычно я стараюсь «играть» собственный поток сознания. Видимо, я предложу своего Шостаковича.
То есть, вы не пытаетесь угадать, что выразил автор? Стараетесь сделать произведение полностью «своим»?
Дополняю одно другим. Думаю, если «кухня» останется секретом, результат будет более впечатляющим. Когда я играю, у меня в голове роится целая куча мыслей, что странно, быть может? Иногда, чтобы найти нужное состояние, я набрасываю кое-какие слова, но часто это совсем личные вещи, которые лучше не обнародовать. Исполнительская практика показывает, что нет единой истины, предписания играть одним правилом. Немцы сыграют так (играет). В Италии до сих пор существует культура красивого звука, бельканто, она непосредственно связана с голосом. Вот консерваторский стиль. В театре будет иначе. А в Швейцарии – вот так (играет).
У вашей виолончели изумительный звук. Что это за инструмент? О нем говорят что-то невообразимое, даже по местному телевидению запретили показывать.
Это итальянский инструмент, очень старый. Он выдержал много возрождений и восстановлен уже несколько раз. Виолончель была куплена у любителя, человека, который играл просто для себя. Предположительно, она была сделана в 1730 году мастером Карло Антонио Тесторе. Но у нас нет никаких тому подтверждений. Я имею в виду, что, если необходим сертификат подлинности на инструмент, то вы должны подчиниться ряду коммерческих правил, а это слишком хлопотно. Смотрите, по конструкции видно, что инструмент старинный. Его использовали на древних религиозных церемониях, видите, виолончель не ставили на пол, а играли на ней в процессе шествия.
Инструменту требуются специальные условия хранения?
В общем, забот с ним немного. Протирать сухой тряпочкой и, самый важный параметр, сохранять достаточную влажность воздуха вокруг. Если слишком сухо, виолончель растрескается, поэтому в некоторые дни мы ставим к ней специальные увлажнители или помещаем увлажняющую трубочку внутрь корпуса.
Кому вы обязаны своим мастерством?
Я учился у своего отца, который был первой виолончелью «Ла Скала» до последних двух лет. Так же, как дедушка и прадедушка.
Вот как?! Эта должность передается по наследству?
Нет, что вы! Родство отчасти даже мешало. Я четыре раза переигрывал конкурс – всё мне как-то не доверяли…
А велик ли конкурс на место первой виолончели «Ла Скала»?
Несколько сотен человек. Все могут участвовать, нет отсева ни по какому признаку. И не всегда побеждают итальянцы. Сейчас, например, место первой скрипки выиграл албанец.
И как часто нужно потом подтверждать квалификацию?
Кто выигрывает – получает место пожизненно. Но есть шестимесячный испытательный срок.
Что важнее для успеха: талант, труд, хороший учитель?
Если нет таланта, работать бесполезно. Но, узнав, что талант есть, надо много трудиться. А еще нужно, чтобы повезло. Когда мне было 20 лет – а сейчас мне 32, – я думал, что самое главное качество – это хорошо играть. Со временем я понял, что есть много других вещей, которые равно значимы. Например, никогда не ссориться. Эта работа очень трудна для меня: находить согласие между людьми, быть податливым. Не последняя вещь – найти импресарио, что совсем не легко – они берутся за очень знаменитых людей, которые зарабатывают много. Для молодых музыкантов важна, конечно, удача и знакомство с правильными людьми, которые направят в правильное место. Важны связи. Правда, мне это пока не очень удается (смеется). Интересно, имеет ли это значение здесь, в России.
Да, и всё большее.
Понятно. А чтобы преуспеть в профессии самая необходимая вещь – заниматься с детства. И не слушать советов всех, кто их дает. Воспринимайте влияние одного, двух людей, которым вы доверяете. В обучении главное – с малых лет и до юности иметь преподавателей, которые требуют с тебя много, но не чрезмерно. Это проблема – выдержать трудный компромисс между требовательностью и похвалой. Лично для меня самый тяжелый период был именно в юности, между 15 и 18 годами. Да многие ребята переживали очень деликатные моменты: в некоторые дни они были зрелыми музыкантами, а в другие дни – как дети. Нужно потихонечку оставлять ученику всё больше свободы выражения, стараться понять, какова его внутренняя культура и ее развивать. Мне вот лично не хватает психологической устойчивости к внешним воздействиям, это действительно очень трудно. Каждый из нас, кем бы он ни хотел стать, – солистом, оркестрантом, преподавателем, должен, прежде всего, знать самого себя. Да-да, хорошо знать себя внутренне.
Вы благодарны своему отцу за то, что он передал вам свое мастерство?
Конечно, я благодарю его за это. Но для меня будет очень большой вопрос – продолжать ли профессиональную династию, когда я буду родителем. Должен сказать, что отношения отец-учитель – это тяжелые отношения. Когда отец заканчивал со мной заниматься, он не становился папой, а оставался учителем. Например, за обеденным столом, стоило взяться за вилку, начиналось: «Внимание к руке! Как ты держишь запястье!..» (смеется). Но я спокоен, потому что, путешествуя по миру и спрашивая всех сыновей музыкантов, я обнаружил, что и у них та же самая проблема.
Четыре виолончелиста в доме! Сколько же у вас инструментов?
Очень много. Больше чем десять. Мой папа немножко сумасшедший. Он все деньги, которые ему удается скопить, тратит на виолончели. Ему нравится на них смотреть, играть то на одной, то на другой, говорить – «Эта лучше, а эта хуже», и каждый день у него меняется мнение.
Вы коренной миланец?
Не совсем. Я родился в красивом месте, там, где много озер, воды, зелени. Местечко называется «Озеро Гарда», что в 100 км от Милана. Мне не очень нравится сам Милан. Я люблю лес и деревья. И хотел бы в Красноярске в свободные от репетиций часы погулять в окрестном лесу. (Здесь в разговор решительно вмешивается маэстро Бенюмов: никакого леса, в Красноярске пик активности клещей!)
Я слышала, вы учились у великого Брунелло.
Да, достаточно долго. Он научил меня одной действительно прекрасной вещи: не бояться. Когда я играю, то стараюсь находить человека из зала, с которым можно вести диалог, так легко преодолеть страх. От Михаила Бенюмова я услышал о русской концепции «публичного одиночества»: артист стоит на сцене перед полным залом, но остается наедине с музыкой. И вы знаете, временами у меня именно такое ощущение, когда я играю. В общем, немножко того, немножко другого – никак не могу решить.
Сколько времени вы уделяете занятиям, чтобы быть в форме?
Для того, что я делаю, а я, скажем так, на среднем уровне, – два часа в день и то не всегда. Стараюсь, иногда даже в ущерб своему заработку, заниматься меньше. Я не верю в репетиции и не уповаю на многочасовой тренаж. Просто я хотел бы много чего другого. Я люблю кататься на лыжах, плавать, что, правда, получается не очень часто. В этом году я катался на карте, но немножко повредил руку и на два месяца выбыл из строя.
Насколько плотный режим работы в «Ла Скала»?
Работы слишком много. В группе виолончелей 14 музыкантов. Я как первая виолончель исполняю половину произведений репертуара. Кроме того, при театре есть академия «Ла Скала» для обучения и филармония «Ла Скала» для симфонических концертов. Я часто чувствую необходимость участвовать в сольных концертах, чтобы обрести собственную индивидуальность. Но все-таки важнее камерная музыка и оркестр – они ближе к человеку.
Правда ли, что в «Ла Скала» в стоимость билета входят три красных гвоздики для певцов, партер заполнен дамами в бриллиантах, а в Паваротти можно запустить гнилым помидором с галерки, если он сфальшивил?
О да… (смеется).
Работать в легендарном театре – что это значит для вас?
«Ла Скала» – это и место, куда можно стремиться, и… точка отправления. Я себя хорошо чувствую, когда играю в оркестре театра. У нас большой репертуар, я счастлив, что я там. Но очень важно не ограничивать свою жизнь стенами «Ла Скала». Потому что внутри театра никто тебе не поможет ничего сделать, НИЧЕГО. Люди привыкли думать, что в «Ла Скала» важен дирижер или солист, а не оркестр. Пожалуй, я хотел бы себя чувствовать более значимым внутри театра. Кроме того, у нас всё очень бюрократизировано, мало лояльности, свободы. Чтоб приехать сюда, я должен был потерять весь заработок за неделю, притом, что в эту неделю не должен был работать. Знаю, что в других театрах Европы не препятствуют личным контрактам. У нас же вечно что-то забирают и вычитают. Это неправильно и несовременно.
С какой же деятельностью вы связываете свое будущее?
Текущая ситуация с музыкой в Италии не дает много вариантов. Если мне удастся, я бы хотел начать писать песни. Небольшой опыт есть, но по идее нужно начинать практически с нуля. Меня подталкивает к этому желание приблизиться к молодежи.
Как, а вы разве – не молодежь?
Да. И именно поэтому я хочу быть ближе к молодым. В будущем планирую исполнять на виолончели смесь классики и поп-музыки. В ноябре буду играть с одной итальянской поп-группой. В Италии сейчас не так, как раньше, популярно обучение на струнных инструментах. Есть некоторый спад спроса, потому молодежь и не решается посвящать серьезной музыке жизнь. Все меньше работы становится. С легкой музыкой проще, но в таком случае трудно понять, как дальше строить классическое образование. Всё-таки, хорошая школа старается сочетать классическую музыку и учитывать современный момент, чтобы пойти навстречу будущим вкусам публики. Это мое личное мнение. А вы как считаете?
P.S. Ну, мне бы в страшном сне не приснилось, что первая виолончель «Ла Скала» мечтает стать итальянским Димой Маликовым. Хотя последний стал знаменитым именно тогда, когда забросил на антресоли диплом Московской консерватории и запел «До завтра, прощальных слов не говори». Ну что, я – за. Только не завтра. Поиграйте мне еще чуть-чуть на виолончели, Сандро.
Записала Елена Фёдорова
Синхронный перевод с итальянского Элина Литвинова
