Чувствуешь иногда, что говоришь какое-то «дважды два четыре». И нет тебе оправдания. Ну разве что одно: ежели страна и эпоха твердо знают, что дважды два будет шесть с половиной или, например, синий ежик.
Немного истории
Подвергать гламур изумлению, сомнению и глумлению немного даже и странно, после того как это делали мастера. Помним же последнюю книжку Пелевина, где герой обратился в главного смотрящего по гламуру и дискурсу? Привет Пелевину, но зайдем немного с иного фланга. Легкий исторический экскурс к тому, чем общество потребления и гламура отличается от старого доброго капитализма.
Классический капитализм – это XIX век. Мировоззренческий фундамент его – наследование одной старинной средневековой ереси. Ведь далеко не само собой разумеется, что размер достоинства человека прямо пропорционален капитализации его активов. Для Европы XIX века – несомненность. Для монаха-францисканца XIV века – какой-то редкостный бред… Собственно, для наследной аристократии меча и коня – тоже бред. Расскажите рыцарю, не поверит. И для монарха эпохи нормандских войн – бред. Там скорее модель, в которой король принадлежит Франции, чем Франция королю (традиционная цивилизация – это цивилизация, где объектом купли-продажи не могут быть время, пространство и деньги, в исламе, например, правоверным рекомендован отрицательный ссудный процент, то есть занял сто рублей, получил назад девяносто, и это норма – какой тут, к черту, возможен капитализм?). Но приходит, как мы знаем из учебника, протестантская этика. Здравствуйте.
Приходит не с Марса. Все это наследует Ветхому Завету против Нового, и даже гностическим сектам против христианства. Во-первых, говорится, что человек ничего не может сделать для спасения своей души, первородный грех несмываем, Господь может его только простить. Казалось бы, крайний фатализм, но… Во-вторых, Господь кидает намеки еще при жизни, кого он возьмет на небо. Кто угоден – тому удача. Универсальная мера – бабло. У разных сословий свои понты, но все в итоге равняется на бабло, учит переломный для Европы XVI век. И крайний фатализм обращается крайней суетой и экспансией.
По сути, размер твоего банковского счета – показатель того, как сильно тебя любит Господь, насколько Бог есть в тебе и ты есть у Бога. То есть когда-то жили-были в Европе христиане. Но разыграв у себя в уме вот эту штуку, они стали чем-то иным.
Начался капитализм, но это капитализм расчетливых, аскетичных и скаредных. Ибо коррелят Царствия Небесного – капитализация активов, банковский счет, золото в сундуке. Чем больше потратишь, тем тебе хуже. В плане экономии Плюшкин тут сильно прав, другое дело, что Плюшкин не умел зарабатывать. В общем, классический капиталист – жмот по жизни. Следующий ход – общество потребления и гламур. Принципиально меняется означенный коррелят, меняются понты и стиль жизни.
Ритуал
Образцовый человек XIX века никогда не тратит больше, чем зарабатывает. Он вообще не тратит столько, сколько он получает. Получать 1000 долларов и 500 спускать по кабакам – сивый бред для него. Между тем в конце XX века на мировую сцену выходит персонаж, который живет так и только так. Он либо тратит все до цента, либо вообще обретается в кредит.
Мера достоинства человека здесь не объем его активов или оборотов, а величина финансового потока, смываемого тобой в унитаз в единицу времени . Все. Теперь мир играет по этим правилам.
Это не материальное потребление, вот что важно понять. Материальное потребление – бутерброд для голодного. И большой вкусный бутерброд в два раза дороже. Вся брендовая одежда, все элитные линейки, элитные услуги – духовно-символическое потребление. Материально потребляются калории и этиловый спирт во вкусной тебе форме, а марка шампанского, которое пьют в Куршавеле – штука духовная. Это ритуал, это месса. Если бы капитализм не сменил в XX веке человека экономического на человека потребляющего, он бы подох, ибо некуда было бы расти мировой стоимости, а если оная не растет, то это его кранты.
Речь, как и прежде, идет о зримой форме твоей незримой избранности. Те, кого любит Бог, снимают проституток за 1000 долларов, ездят на «бентли» и т. п. Остальные – завидуют. То есть весь мир принадлежит сейчас к одной религиозной общине, ну почти весь, так скажем.
Морда пустоты
…В классическом капитализме все было тяжко, но, черт возьми, еще по-честному. Оценивая человека, смотрели еще на деятельность. Как бы то пояснить? Вот четыре варианта речей, найдите лишний:
1. «Взял кредит, заложился в опционы, скинул как надо, лохи-то накрылись, а я учуял, пятьдесят процентов годовых, нехило?»
2. «Вчера с Коленькой ездили в такой бар на его прикольной синей «мазератти» и наконец нашли именно то красное итальянское, которое я искала в этой дыре с июля, и наконец-то посидели по-людски, и еще была такая внусняшка, что мне почти не жалко просыпаться ради нее».
3. «Лысый волну погнал, чморить меня начал перед пацанами… я ему и задвинул с плеча, вообще улет, потом и корешам его – с ноги в челюсть, трое их было, а че мне, много?»
4. «Господи, наконец-то я дописал… Так еще никто не писал в этой стране, этот роман станет романом года, если критика еще хоть что-то понимает, и уж тогда…»
Разные люди делают одно и то же, это верно. Люди хвалятся. И неважно, кто нам тут приятен более. Логически лишнее здесь второе. Ибо финансист, пацан и литератор хвалятся тем, что они сделали , и тем, что они умеют , неважно, бить, писать или торговать, а милая барышня выдает за достижение потребление .
Барышней быть тут не обязательно. Можно случиться «золотой молодежью», можно и не молодежью, важен принцип. Потребление выдается за достижение. В прямом уже смысле, не косвенном – «человек есть то, что он ест». И тут уж кому как. Автору сих строк, к примеру, вполне отвратно. Речь тут о пустоте, которая косит под что-то реальное.
Пустота же страшнее глупости и злодейства. В Средние века Дьявола так и понимали – как ничто, косящее под нечто. Но хочется реальности, очень хочется. Чтобы люди все-таки гордились за дело и оным мерялись.
Ну и чтобы гламурье кануло куда-нибудь подальше.
Александр Силаев, "Вечерний Красноярск"
