Екатерина Соколова – одна из самых заметных и интересных молодых актрис Красноярского театра им. Пушкина. Независимая Корделия в «Короле Лире», Маша в чеховской «Чайке», бывшая проститутка Пепа в современной драме «Полковник Птица» – все ее роли захватывают неоднозначностью и многоплановостью. Этот объем проявился уже в первой большой работе актрисы – Катерине в «Наваждении Катерины» в Минусинском драмтеатре. За эту роль Екатерина Соколова была номинирована на «Золотую маску».

Модель из меня не вышла

– Девочки часто мечтают в детстве стать актрисами. У меня и мыслей таких не было – лет в 12–13 мечтала стать моделью. Ходила в модельное агентство – наверное, самое первое в Красноярске. Но перспектив у меня не было – небольшого роста, субтильная, я с тех пор почти не изменилась. Очень расстроилась, когда убедилась, что не мое…

А в 11-м классе случайно попала на подготовительные курсы к Константину Алексеевичу Вощикову на театральный факультет. К нему на курс потом и поступила. В институте я была «девочкой для битья», от педагогов мне доставалось за малейшую провинность. Нет, я умею дать сдачи, постоять за себя, но прежде меня нужно хорошенько вывести из терпения. Возможно, я слишком замкнутый человек, вся в себе… Только за последний год работы в театре почувствовала, что начала раскрываться. А раньше всех боялась, думала, что кругом враги. (Смеется.)

Рабочая косточка

– Я из рабочей семьи, мои родители далеки от искусства. Но я им очень признательна, что они приняли и поддержали мой профессиональный выбор. Мама всегда говорила: «Кать, главное, чтобы работа нравилась. Когда каждый день идешь на работу, как на каторгу, пусть она даже высокооплачиваемая или престижная, – это не жизнь». Мама обязательно приходит на все мои премьеры. Для меня очень важно и дорого, что она мной гордится.

Минусинск. «Наваждение»

– После окончания института, не раздумывая, поехала в Минусинск – за любимым человеком, как жена декабриста. (Смеется.) В другие театры даже и не показывалась – может, еще и от излишней лени и трусости. Алексей Алексеевич Песегов (главный режиссер Минусинского театра. – Е. К.), наверное, сначала сомневался, стоит ли меня брать – раза три к нему ездила. И только перед самым началом сезона узнала, что принята в труппу. Сыграла там всего две роли. Первую уже и не помню.

А потом была Катерина… У этой моей работы была долгая предыстория. Помню, лет в пятнадцать посмотрела фильм «Леди Макбет Мценского уезда» с Абдуловым и Андрейченко. И такое впечатление он на меня произвел, что даже нашла книжку Лескова, прочитала ее – полгода не могла прийти в себя! А в Минусинске на роль Катерины Алексей Алексеевич сначала пригласил мою однокурсницу Наташу Рогову. Мне же дали роль Сонетки – Наташа замолвила за меня словечко режиссеру. (Смеется.) Но сама так и не приехала работать к нам в театр. Песегов бросил в шутку: «Может, ты сыграешь Катерину?» Я растерялась, а потом вдруг увидела приказ с распределением ролей… Репетировала мучительно – так стыдно было перед коллегами! Что-то стало получаться лишь на последней репетиции – наверное, от отчаяния. Но на премьере я эту роль еще толком не воспринимала – да и что можно понять в 22 года в чувствах взрослой женщины? Женщины, которая пошла на преступления ради своей любви?.. Только спустя какое-то время почувствовала, насколько мне самой близка такая вот всепоглощающая животная страсть. Мне это тоже свойственно – я человек порывистый, полностью отдаюсь своим чувствам.

Хотелось бы мне вернуться в Минусинск? Нет, а зачем? Катерина – настолько исчерпывающая роль, выше нее там, мне кажется, мне уже не прыгнуть – в Минусинске я взяла все. Даже здесь у меня пока еще не было подобной работы. И потом, в маленьком городке мне тесно. В Москве, правда, как оказалось, тоже не очень комфортно. А вот в Питере я мечтаю жить – может, это и сбудется когда-нибудь. По настроению это мой город – мрачный, депрессивный, слякотный.

Я не чайка, я другая

– Мне кажется, образ Маши в нашем последнем спектакле «Чайка» очень соответствует моей натуре. Не знаю, насколько у меня получилась эта роль – во время репетиций казалось, что ничего не получается, выдаю мертвый текст… Зато в повседневной жизни все выливалось: постоянно ощущала в душе суицидальное настроение – хорошо хоть до настоящего самоубийства не дошло! А вот родителям, близким людям в такие периоды могу только посочувствовать.

Актер, еще актер…

– С нами, актерами, в семье, наверное, вообще непросто. Однажды, после очередной любовной неудачи, подружка, утешая, сказала мне: «Катя, все, прекращай – больше никаких актеров в твоей жизни!» Но ее слова так и остались неуслышанными… (Улыбается.) Возможно, потому что я вращаюсь преимущественно в театральной среде, и все как-то само собой получается. Наверное, я могла бы закрутить роман с архитектором, художником, музыкантом – человеком творческим. Но мужчину из другой сферы, которому непонятно, что такое муки творчества, рядом с собой вообще не представляю – мне кажется, мы не поймем друг друга.

Муки творчества

– Чему хотелось бы научиться? Умению отстраняться от любых неожиданностей на сцене. А то, казалось бы, такая незначительная деталь, как сломавшаяся табакерка, обязательно сказывается на настроении.

А еще в последнее время у меня появилась особенность: я отчетливо вижу свою роль как бы со стороны, вижу, какой она должна быть. Но сыграть так на сцене не получается. И конечный результат – это некий компромисс между тем, что я себе изначально придумала, и тем, что могу сделать. Причем когда делюсь своими переживаниями с другими, люди недоумевают: «Катя, так ведь ты как раз и делаешь все, что тебе видится!» А мне кажется, что все равно мало, все равно недотягиваю. Возможно, это тяга к самобичеванию, некий душевный мазохизм… Я и текст роли усваиваю очень мучительно – учу до последней репетиции, до премьеры. А потом он как-то укладывается в памяти, и перед очередным спектаклем я его уже не повторяю. Роль Катерины как выучила пять лет назад, так с тех пор ни разу в текст не заглядывала – все в памяти.

Полной жизнью

– Как это ни парадоксально, самые лучшие эпизоды на сцене у меня получаются в тот момент, когда меня переклинивает, я вся зажата. И, возможно, от безысходности, оттого, что терять уже нечего, рождается что-то подлинное. То, ради чего вообще хотелось бы работать в театре. В эти моменты я ощущаю себя не Катей Соколовой, которая играет Машу или Катерину, – нет, я и есть Маша или Катерина, я не играю, а живу полной жизнью своей героини! А слова партнера слышу, словно в первый раз – происходит по-настоящему живая реакция. Вот подобное перевоплощение – самое приятное, что есть в моей профессии.

Руки не крюки

– Не представляю себя вне театра. Или просто не хочу представлять – руки, голова есть, и при желании я могла бы много чему научиться. Как, например, однажды пришлось освоить компьютер, хотя до этого думала, что близко к нему не подойду. Но жизнь заставила, и оказалось, что все возможно. Точно так же, когда пришло время делать дома ремонт, обнаружила, что могу клеить обои, класть кафель. И, более того, – мне это в радость! Я вообще люблю что-то делать руками – шить, вышивать. Сейчас вот загорелась научиться лепить кукол из специального материала.

– Я абсолютно нетусовочный человек. Раз в полгода выберусь куда-нибудь в компании близких друзей – впечатлений хватает надолго. Мой любимый отдых – дом. Люблю поваляться на диване, кино посмотреть, книжку почитать. Одно время для меня писателем № 1 был Тенесси Уильямс. В театральном институте делала неплохой отрывок из «Трамвая «Желание», играла Бланш Дюбуа. И хотя работу очень хвалили, снизили балл за то, что… не блондинка. Мол, Бланш в переводе с французского – белая, а ты же черненькая, как сказал мне один педагог. Вот такой абсурд! (Смеется.) А сейчас мне очень нравится Милорад Павич. Читаю его, и такое ощущение, что сознание раскрывается все дальше и дальше. Интересно, чем это обернется в профессии?..

Елена Коновалова, "Вечерний Красноярск"