Правда, Терри Пратчетт

Это, конечно, весьма относительная новинка – «Правду» Терри Пратчетт написал ещё в 2000-м году, и с тех пор (с его-то завидной постоянной производительностью) он успел сочинить ещё с десяток новых романов. На русском зато «Правду» выпустили только сейчас – и, в общем, на то, что эту книжку написали ещё восемь лет назад, можно смело закрыть глаза. Её срок годности за это время ещё ни капельки не закончился – и что-то подсказывает, что не закончится ещё ближайшие лет полста.

Любой, хоть раз читавший Пратчетта, ухнет в «Правду», как в знакомую с детства бурную, но теплую речку, в которой уже изучен каждый закоулок. Впрочем, у новичков тоже не должно быть проблем – потому как Пратчетт увлекает стремительно и неотвратимо. Да, разумеется, многое в «Правде» будет страшно знакомо – Пратчетт и правда работает в одной, но зато очень правильной интонации этакой ласковой веселой мизантропии, при которой он одновременно вроде бы и любуется человечеством, но в то же время выписывает ему безжалостный диагноз. Его пронзительный, но способный и смягчаться взор высвечивает все глупости и абсурдности поведения хомо сапиенсов, но в то же время оставляет им и романтику, и отвагу, и благие устремления, и много чего ещё хорошего. В этом смысле Пратчетт похож на врача, который при осмотре больного не только бормочет «С суставами беда, печень ни к черту, давно пора плотнее заняться нервишками», но и непременно добавит про крепкие зубы, отличный цвет лица и прекрасное выносливое сердце. И всё это, конечно, с его фирменным залихватским остроумием.

Пратчетту не впервой помещать в свой фэнтезийный мир и рассматривать через его призму какие-то знакомые всем общественные явления или стереотипы. Он уже обрабатывал таким вот образом и кино, и рок-музыку, и религию, и фольклор народов мира, и смерть и представления о ней и много чего ещё. В «Правде» же он крепко взялся за прессу – здесь всё начинается с того, что гномы изобретают печатный станок, и дальше события начинают развиваться с молниеносной быстротой. Сначала появляется первая импровизированная газета, потом – её первый конкурент, таблоид с намеренно выдуманным бредом, а уже буквально через неделю первый журналист города оказывается вдруг в самой гуще целого политического скандала. И Пратчетт тут убийственно-точно отслеживает все аспекты, связанные с прессой – как появляется первая реклама, как функционирует свобода печати, как реагируют на прочитанное люди, и так далее и так далее и так далее.

Впрочем, даже если и проигнорировать это фундаментальное исследование всех аспектов журналистской работы, «Правда» вполне может пойти на ура. Это дьявольски увлекательная история с яркими персонажами, отлично закрученной интригой и громадным количеством удивительных и изобретательных деталей. Фотографом в газете тут работает исправившийся вампир, который от каждой вспышки собственного аппарата рассыпается в прах, но при этом всё равно любит свою работу, важной ступенькой к раскрытию заговора становится интервью с собакой (которая начинает свой рассказ со слов «Проснулся я в то утро в состоянии глубокой философской неопределённости»), и ещё есть один персонаж, который ругается фразами вроде «Солома и штаны!» или «Десница тысячелетия и моллюск!» — и, кажется, не говорит более ничего хоть сколько-нибудь вразумительного. В общем, примерно по улыбке на страницу, добродушному хохотку на пяток-другой, и по громкому взрыву истерического хохота раз в страниц двадцать-тридцать – именно так читается эта «Правда». Кажется, это куда интереснее газеты миллионов.