Григорий Шевцов: «У нас купеческий городишко»

«Дом актера приспособлен только для пьянок и корпоративов»

В Красноярске много известных на всю Сибирь мест, куда люди обязательно стремятся попасть, чтобы оказаться, так сказать, причастными к культуре. Но есть в краевом центре место, о котором слышали многие, а вот бывали далеко не все. Это подвал на улице Курчатова, где располагается «Наш театр». Сказать «там живут фанатики театрального искусства» — значит, не сказать ничего. Это одержимые. Театром. Недаром, кстати, «Наш театр» находится совсем рядом с краевым психдиспансером, что в определенном смысле очень символично. Там идут спектакли и проходят концерты. Там пульсирует жизнь. 10 ноября «Нашему театру» исполняется 15 лет, хотя «КК», встречаясь с его художественным руководителем Григорием Шевцовым, и не предполагал ничего подобного.

- Гриш, ветераны в театре остались спустя эти 15 лет?
- О, очень много! Наталья Николаевна Редькина, Виталий Иванович Редькин, их сыновья Николай и Дмитрий, Петр Ермаков, Александр Филько, Татьяна Пичугина, Аня Тимофеева… На самом деле, больше половины состава, человек 10, это все ветераны, «стоявшие у истоков». Есть новички, их четверо, а всего в коллективе около двадцати людей. В обычной жизни это бизнесмены, чиновники, домохозяйки, рекламисты, врачи, студенты, в общем, представители всех сфер деятельности.

- Из чего состоит нынешний репертуар театра?
- Это два полносоставных спектакля и литературные программы. Кроме этого, в производстве находится еще три спектакля. А сейчас работают постановки «МамаКлава» и «100 лет абсурда» по произведениям Даниила Хармса к столетию этого писателя. Я, кстати, никак не ожидал, что в ЭТОМ городе находится такое большое количество латентных…э-э-э… эстетов, во! (Смеется.) Поэтому народ приходит, видит афишу, смотрит спектакль, а потом аплодирует, говорит «это круто, мы понимаем, но никому не скажем!..».

- Звучит интригующе, но вернемся на землю. Из чего складывается бюджет театра? Вы кормитесь от управления культуры…
- (Буквально вопит.) Стоп, стоп! Это преступление — заявлять, что мы «кормимся»! У меня зарплата 4 с половиной тысячи. Ты правда думаешь, что на это можно кормится самому и кормить жену, детей? Официально мы являемся структурным подразделением муниципального учреждения культуры «Творческий экспериментальный центр», куда входит рок-лаборатория и «Наш театр».

- Сколько в Красноярске подобных театров?
- Четыре, но единственный театр, который имеет свое помещение и заявляет о себе, как о театре, это мы.

- Как ты думаешь, для миллионного Красноярска это мало и что нужно сделать, чтобы было больше таких театров? Да и надо ли это делать?
- Ты пойми, все гораздо проще! Дело в том, что у нас такой… купеческий городишко! А купцам чего надо?

- Ну как? «Белье и дам переменить!», «Покажите что-нибудь эдакое!»…
- Совершенно верно! «Титьки, митьки, эх, бл…! Осетра с хреном сюда!» Все на таком уровне. Я последние несколько лет по роду деятельности катаюсь по городам Сибири и Урала. И когда я приехал в Свердловск, он же Екатеринбург…(переходит на восхищенный шепот) — а там восемьдесят шесть театров… Ты представляешь?! Там остановки названы в честь театров… Причем они далеко не все государственные, там масса таких подвальчиков, не клубов, а театров. То есть власть это поощряет! А раз они существуют, значит, люди туда ходят, а театры кормятся как-то, и не финансово, а вниманием публики. Значит, кому-то это надо!

- Из этого следует…
- Из этого следует, что в нашем городе это никому на… в общем, не сдалось. К примеру, весной прошлого года худрук театра «На краю» ходила к Владиславу Жуковскому, нашему знаменитому актеру и депутату горсовета Красноярска и просила: «Екарный бабай! Депутат! Родитель!» Она ходила к нему с абсолютно здравой мыслью — создать Дом народных театров. Мол, в нашем городе нет сцены, где бы что-то происходило неформатное. Чтобы существовало некое здание, где существует 4—5 репетиционных сцен, где и приезжая антреприза есть, и местная, которая существует хрен знает где сейчас — Дворец железнодорожника или Дом актера, который не приспособлен для этого, а приспособлен только для пьянок и корпоративов. Там нет нормального звука, ни-че-го! Это Дом актера, который нельзя назвать ни домом, ни актера! Чтобы там посидеть, встретиться со знакомыми — это нормально. А чтобы показать что-то — не-а, «мелко, Хоботов».

И вот она бросилась ему в ноги — помоги, сделай! Потому что в крае множество театров, устраиваются краевые и городские фестивали, где можно лучше или хуже, но показать свое. Ведь если есть процесс, то качество автоматически повышается, людям ведь стыдно показать что-то плохое. А показывать негде.

И вот Жуковский начал стонать по поводу того, что «это бюдже-е-ет, денег не-е-ет и ничего не получится» и так далее. И, в общем, он даже не попытался. Это профессиональный актер! Он же должен за такое душой болеть и хотеть, чтобы этого было больше! Ведь элементарно: чем больше любителей, тем выше качество профессионалов.

- А может, общество профессиональных актеров просто испугалось, не захотело?
- (Кричит.) У нас нет общества профессиональных актеров! Нету у нас его! Все друг с другом через губу, никто не любит никого.

- А вы их не любите.
- Понимаешь, я этим уже переболел давно, когда только театр создавался. Я дергался тогда — а-а, у нас театр! А в ответ тогда несколько раз услышал слово «самоделка», и меня это тогда так царапнуло и оскорбило, что просто готов был вцепиться когтями в лицо. А потом успокоился, понял, что это обыкновенный снобизм, защита от того, что противопоставить нечего, и можно только вот так отгородиться: «У нас образование есть театральное, и мы герои!»

При этом я очень уважительно отношусь к актерам в Красноярске. Мне повезло, что в процессе моего становления играли те же Максименко, Пузанов, Киндяков, Пашнин (актеры Пушкинского драматического. — «КК») — это великолепные актеры. Киндяков — это что-то феноменальное, я за его игрой еще с 92-го года, когда он заканчивал институт, наблюдаю. У меня еще тогда челюсть опустилась от его игры. Это гениальный уровень.

- Сейчас какие-то проблемы у театра есть? Не знаю… Плохая канализация, вопросы с рекламой, алкоголизм актеров… Про деньги можешь не говорить, их ни у кого никогда нет.
- Если мы не хотим говорить про деньги, тогда проблем нет. Все остальное — творческий процесс.

- Хорошо, по поводу денег. Сколько вам надо? Сколько стоит средний хороший спектакль? Назови хотя бы порядок цифр.
- Порядок цифр смешной. 10—15 тысяч.

- С какой окупаемостью?
- Да здесь даже близко речи об окупаемости не идет. Мы ведь не расцениваем это как некое самоокупаемое предприятие. Деньги на спектакль мы вкладываем свои. Кассой это не отбивается — она у нас уходит на внебюджетный счет, билеты, отчетность и прочее. Мы себе деньги не возвращаем.

- Я повторю: «скока нада»? В год?
- Знаешь, мне «нада» сейчас 200—300 тысяч, чтобы я провел здесь нормальную вентиляцию, а после этого — отстаньте от меня! Мне потом 30 тысяч в год более чем достаточно, чтоб меня не трогали, а мы ставили спектакли.

- Нынешняя цена билетов на ваши спектакли…
- Это отдельная песня, по поводу которой можно и нужно рыдать!

- Хотя бы один «куплет» из этой «песни» ты спеть можешь?
- Объясняю. Фишка в том, что в крае руководством управления культуры, а ныне министерства сказано: все учреждения края устанавливают СВОЮ цену на свои мероприятия. А департамент экономики в ответ говорит, что «мы сами устанавливаем цены на билеты». Итого билет на наш спектакль стоит — взрослый 60 рублей, а детский 30. И превысить это можно только на 20 процентов с помощью специального письма. Я, кстати, несколько дней назад разговаривал с директором горДК Валерием Кислицыным. У него та же проблема! Гигантская махина горДК не имеет права поднять цену выше 60 рублей!

- Так, может, делегацию ходоков отправить к властям?
- Валера мне на днях сказал: «Я сейчас занимаюсь переводом своего учреждения в автономный режим, давай соберемся, опишем ситуацию и будем обращаться в муниципалитет, в горсовет, чтобы эту бредятину убрать». Бутылка хорошего пива стоит 60 рублей! Люди приходят к нам и смеются: «Сколько? Даром, что ли?!» И после этого хотят, чтобы мы на эти деньги существовали…

- А реклама где? Почему ее нет?!
- Она есть, просто разная. У нас с прошлого лета работает SMS-афиша, подписка. Есть номер, вы присылаете на этот номер свои имя-фамилию, чтобы не было безадресно, а дальше постоянно приходит сообщение: «Наш театр» представляет то-то и то-то«. Это бесплатно. И подписчиков уже больше пятисот, а эти люди еще кому-то говорят…

- Предыдущий многолетний режиссер «Нашего театра» Валерий Пащук не так давно эмигрировал в Канаду. А ты сам никогда не хотел уехать? Плюнуть на все и махнуть? От творческой нереализованности, от того, что тебя здесь не понимают и так далее…
- Я в году так 89-м прочел однажды книжечку о Новой Зеландии. Там было много рассказов об этой стране, но запомнился один. Съемочная группа из России едет по дороге, видит пивной паб. Заходит — там куча народу. А время примерно с 4 до 5 вечера, когда вся нормальная Новая Зеландия пьет пиво. Они заходят внутрь, а там стоит дорожный полицейский с огромной кружкой. Россияне спрашивают его: «Как же так?! Все жители этого городишка пьют пиво, вы тоже! Они же потом будут все за рулем сидеть! Как вы это можете допускать? Почему?! Как вы к этому вообще относитесь?» На что полицейский им меланхолично так отвечает, грустно, но уверенно и чуть удивленно, как будто речь идет о само собой разумеющемся: «А что ЕЩЕ можно делать с 4 до 5 вечера? Чем еще можно заниматься?»
Знаешь, если у меня в жизни что-то окончательно сломается или, наоборот, получится — я уеду в Новую Зеландию, чтобы спокойно пить пиво с 4 до 5. Буду пасти овец. Но пока у меня еще ежик в заднице вертится, несмотря ни на что я буду здесь, буду выходить на сцену, подзуживать других людей это делать. Я буду шевелиться, потому что иначе мне через несколько часов становится скучно. Мне это надо!

- Если переходить на твою личность — что любит делать Григорий Шевцов в свободное время? Какие книги читать, что по телевизору смотреть, как разбирается в политике?..
- (Прерывает энергичным жестом.) Современного телевидения просто нет. Раньше это называлось «жвачка», сейчас это приторная жвачка. Наконец-то телевидение определилось со своими приоритетами. Раньше говорили, что мы пытаемся что-то до народа донести, какую-то культуру привить и прочее — сейчас оно этим даже не пытается прикрываться. Есть «Культура», скажешь ты, там спектакли постоянно показываются — но это не телевидение пытается влиять на людей, а это театры пытаются зафиксировать свои произведения и как-то их донести до людей! Все! Именно на этом уровне! Телевидение понимает, что «Культура» пользуется господдержкой, поэтому там рекламу памперсов не воткнуть, на этом не заработать, оттого на других каналах ничего подобного нет!

- Тем не менее. Взять тебя опять-таки. Шоумен. Ведущий. Проводишь свадьбы, корпоративы всякие. Но ведь это ты виноват, что народ на праздниках танцует под шансон и «дыц-дыц-дыц»! Ты ведь им Пушкина на свадьбе, веселя и веселясь, читать не будешь! Получается, что, с одной стороны, ты фанатик театра, а вот с другой — носитель и пропагандист той самой низменной масс-культуры, которой плотно окутан народ. Ты его оглупляешь!
- Ты не поверишь, но я читаю им Пушкина. Да! Мысль о том, что люди быдло и что под «упца-упца» они будут счастливы — вранье! Но если вдруг на свадьбе или корпоративе вдруг прозвучит пара строк из Пушкина, ты тоже встрепенешься, даже очень пьяный, и скажешь: «Бл…, а ведь это Александр Сергеевич!» И представь себе, что остальные поведут себя точно так же! Не надо думать, что все люди идиоты. Таких очень немного, но они, как правило, корпоративы не устраивают.

- С телевидением разобрались. А политика?
- Политики живут своей жизнью, а я своей, так получается. Знаешь, вот во времена активной политики… У нас ведь сейчас пассивная политика, эти ребята точно знают, что в свое время они выдвинут свои кандидатуры, повесят плакатики в свою поддержку, потому что так надо, и их всех выберут автоматически, борьбы-то нету. А вот во времена активной политики они к нам сюда приходили и говорили: «Ребята! Мы с вами! Мы ходим на ваши спектакли, мы смотрим ваши концерты! Давайте, голосуйте за меня, потому что я это все ваше поддерживаю!» Сейчас этого нет и в помине.

- Скажи, чего никогда не появится на сцене «Нашего театра», пока ты его руководитель? Я имею в виду эротику, например… Или авангардные постановки те же… Провокационные какие-то вещи?
- Политической и социальной конъюнктуры точно не появится. Опять же вспомню, как несколько лет назад в управлении культуры с нами заговорили на тему сделать что-нибудь насущное, острое: «А почему вы не поставите какой-нибудь спектакль про наркоманов или про жизнь инвалидов?!»

- Или про гомосексуалистов.
- (Смеется.) Нет, про гомосексуалистов ничего не сказали почему-то!

- Ну и правильно, общество требует! Социальный заказ! Искусство перед народом до сих пор в большом долгу! Где ваша гражданская позиция?
- Вот-вот. И в финале разговора было сказано: «А почему вот у вас никто из инвалидов не играет?» Я говорю: «А давайте всем моим актерам выколем глаз и поставим спектакль. Вы что, хотите собрать кучу прессы под это дело? Информационный повод организовать? А вы знаете, КАК эти люди собираются, как они репетируют, как они в итоге после этого будут жить?» Нет, им это не интересно. А я это понимаю! Я взрослых, здоровых, нормальных людей собираю с большим трудом, потому что они ломают себя, когда выходят на сцену, это ведь шок на самом деле, это боль, это нужно внутри прочувствовать. И это для нормальных людей тяжело! А для инвалидов, которые как-то судьбой обделены, это еще сложнее.

- Ладно, ты не возьмешься за социальный заказ, я понял. А если пригласить режиссера со стороны, чтобы тот поставил какой-нибудь спектакль на ему интересную тему? Или «Наш театр» — это театр одного режиссера?
- Нет, это театр одних актеров. Чтобы работать с этими людьми, их нужно знать, включая их сильные и слабые стороны, им нужно уметь прощать, нужно знать, на что надавить, и прочее. Приходили сюда разные люди, пытались что-то делать, размахивать ручками… Актеры их сожрут. Это звери! Это ведь не просто актеры, а люди, которым нельзя сказать: «Иди туда, сыграй так!» Это актеры «Нашего театра», которые просто могут послать и сказать: «А ты меня сначала убеди, что именно так надо, а не иначе, объясни, морально придуши, тогда я пойду».
Здесь ведь еще присутствует и дикое чувство юмора, злое и умное. Они ничего не простят, все прокомментируют. А режиссеры, как правило, самовлюбленные личности, так что здесь им будет не очень комфортно.

- Ну, тогда расскажи о будущих премьерах. Твоих премьерах и премьерах актеров.
- В планах премьер много, но их нужно еще реализовать. Элементарно требуется время. А сейчас последние две недели я трачу не на репетиции, не на организацию постановочного процесса, а на то, чтобы подготовить театр к сдаче пожарным. Я перетягиваю электропроводку, перевариваю решетки, в общем, трачу время. Я не занимаюсь творчеством, которым мне хочется заниматься.

- И не возникнет когда-нибудь такой момент, когда ты скажешь, подобно Борису Ельцину «Я устал. Я ухожу. Простите меня»?
- Не-а. Нет! Ни за что. Пока я жив. Понимаешь, мне без всего этого смысла просто нет.