Ну что, друзья, близится оно, грядет, совсем уже рядом — главное литературное событие года для Внемосковии: 85-летие Виктора Петровича Астафьева.
Тут же и 15-летие Фонда его имени. Ну и, понятное дело, вручение литературных премий Фонда молодым авторам: основной эпизод литературной жизни нашего края и ближайших краев, областей, стран.
Полтора месяца осталось (1 мая, кто не помнит, родился Виктор Петрович). Вовсю готовимся: мы в Фонде уже определили основных претендентов на премии, дело только за учредителями; музеи и библиотеки готовятся к масштабному мероприятию, посвященному В. П. Астафьеву, что пройдет в галерее «Микс Макс»… Писатели тоже, слышал, собираются это дело праздновать (опять!).
Ждем подарков от властей и общественности города. Кое-какие радостные события уже происходят.
Всем известно, как Виктор Петрович Астафьев не любил природу. «Не любил» — это еще мягко сказано: терпеть ее не мог. Если случайно оказывался в лесу (друзья силком привозили воздухом подышать), то обязательно или птичку подстрелит из рогатки, чтоб размышлять не мешала, или ромашки начнет сапогами давить — такими они ему противными казались. А уж жарки как не любил — это вообще отдельная песня…
На рыбалке специально самоловы ставил, чтобы рыбы побольше сдохло. А когда отменили поворот Енисея в Среднюю Азию, аж запил, бедный, на месяц с горя.
В Красноярск Астафьев сбежал из захолустной Вологды, потому как воздух там больно свежий, и леса нетронутые, дремучие, ничем их не выведешь, никаким дустом. Но власти наши краевые переживали за классика, загубит же здоровье свое драгоценное в промышленном Красноярске!
И поселили его обманом в Академгородке: провели писателя, обдурили. Не знал автор легендарного романа-гимна о браконьерах («Царь-рыба»), что лесок тут чахленький водится, грызуны, белки всякие шныряют, дикие яблоки на березах растут.
Ломанулся в Овсянку: слухи ходили: завод там ставят, не будет живность неподконтрольная по буеракам носиться. А и тут обман вышел: сохранилась и в Овсянке природа: немного, но сохранилась (властители сохранили, все для него, для Петровича нашего).
Так и жил и страдал Виктор Астафьев: по роще в Академгородке гулял — плевался, тошнить начинало — уезжал в Овсянку. Но там еще хуже, еще тяжеле…
Писал, просил Виктор Петрович правителей наших, чтоб убрали лес, вырубили под корень, а зверушек диких повывели. Но не успели при жизни писателю угодить.
Только сейчас, к 85-летию сподобились. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.
Вот и пригонят скоро бульдозеры да экскаваторы в Академгородок, да полетят головы ненавистных кустов да деревьев, да заборы встанут, стройные, непролазные, да ямы нароют глубокие да бессмысленные, долбежка начнется круглосуточная… Все лишь бы народ хорошо жил. А душа Виктора Петровича Астафьева, классика нашего любимого, которому памятники ставим, с которого чуть ли не иконы пишем, на небесах-то порадуется. А тело грешное под землей пару разиков в гробу-то перевернется. От радости.
От того, какие мы молодцы, и как мы дела и заветы писателя помним и соблюдаем.
Антон Нечаев
