Кризис какой-то даже минимальной почтительности — новость далеко не вчерашнего дня. Читаешь Интернет, говоришь с людьми: такое ощущение, что российское общество отвязалось впереди планеты всей. Будь то вежливость к отдельно взятому человеку, будь то уважение к сословиям, стратам, профессиям.
Речь не о том, насколько идеален российский чиновник, бизнесмен, интеллигент. Ясно, что не идеален. Только вот менять это не на кого. Если Чубайса заменить на человека, кричащего: «Вора Чубайса под суд!», коррупция не понизится — понизится компетентность. Можно вместо Пелевина издать тиражом 150 тысяч экземпляров критика, не любящего Пелевина, но только сгниет этот тираж. Можно и самого критика-колумниста заменить на критика второго порядка, из тех доморощенных, что «подписалсо на комменты», так его и 150 человек читать не будут.
Суд с дивана
Ту же власть можно не любить по-разному. Можно представлять, чем она действительно занимается, как можно заняться этим по-другому, причем конкретно, на уровне «я и моя команда провели бы данный инвестиционный проект лучше, чем N и его люди». Но доминирует ирреальная оппозиция. Хай, лай, Первомай. По пришествии ее в кабинеты будет хуже, ибо нигилисты, они такие же, а банального опыта, как украсть параллельно с анестезией для народа, не имеют.
В конечном счете никто никого не ценит, поскольку не представляют иного толком. Мол, все бизнесмены воры. Все чиновники бездари. Все писатели бездари, а уж музыканты какие бездари, а уж пиарщики… Сидит обыватель, хрумкает кириешки, а кругом, значит, бездари. Есть поговорка, что большинство мужчин владеет, если им верить, как минимум двумя запасными профессиями — президента страны и тренера футбольной сборной. Каждый бы мог. Вот только с дивана подняться.
Нет солидарности ни внутри сословий, ни между. Теоретики презирают практиков за их «негуманность», практики презирают теоретиков за «оторванность», а наибольшим презрением закипает, как обычно, равно далекий от практики и теории какой-нибудь младший помощник старшего копирайтера. Твердо уверенный, что мог бы рулить парламентским комитетом, написать роман, научить попов — религии, ученых — науке, и только остатки осторожности мешали бы ему учить мастера спорта по боксу драться… А попов и ученых — запросто. Чай, в нос не дадут.
Самое печальное, что и власть, и бизнес, и гуманитарное сообщество, назовем его так, — все это может пребывать в кризисе. Но именно атмосфера тотального неуважения всех ко всем мешает из него выбираться. Глум и хай как симптом нашей ханы и ее же условие. Спасительный алгоритм был бы перпендикулярен текущей духовности российского общества, звуча как «селекция и фасилитация», сортировка и усиление. Любой, кто действительно что-то может, достоин уважения за свое умение. Затем мы смотрим, кто может это лучше… Затем мы гласно утверждаем стандарты, глядя на лучших… Затем мы убираем в сторону тех, кто стандарту не соответствует. Главный посыл: люди отличаются друг от друга. Главная теория: как и чем они отличаются. Политика: сильных защищать от слабых, как некогда завещал Ницше. Тех, кто знает и может, — от остальных. Остальных в сторону. Это и будет практикой максимального уважения к человеку, точнее сказать, к лучшему в человеке.
Призрак чести
Именно таким образом мог бы возрождаться институт корпоративной чести. Чести журналистов, пиарщиков, юристов, офицеров, бизнесменов. В ситуации, где стандарты не заданы, критерии не предъявлены, — сложно говорить о лучших, о худших. А судьи кто, а еще точнее спросить — где их основания?
Допустим, корпорация журналистов и пиарщиков — это разные корпорации. Ну по идее. Человек должен четко осознавать, в какой находится, из какой социальной позиции выступает. И все окружающие должны представлять, кто перед ними сейчас. Из одной корпорации можно перейти в другую (на Западе проще перейти из журналистов в пиарщики, нежели наоборот), но вот совмещать — как-то нельзя, это «не по понятиям». У нас же сами люди не очень представляют, где кончается одно и начинается другое. В таком контексте, например, сочетание слов «продажный журналист» просто лишено смысла. Ну нет греха в конкретной ситуации, если сначала не прописан грех по понятиям. У нас же не прописано, что брать деньги за публикацию заведомой, мягко скажем, неправды — против профессиональных норм. Нет про это теории, которую бы принимали все. Ну, значит, и греха нет, а наоборот, вершиной карьеры в цехе считается, когда к тебе начинают подкатывать с хорошими заказами на «джинсу». Это как бы отражает признание.
И проблема не в том, что это плохо само по себе (мир устроен так, что в нем уместны все — вплоть до проституток и наркодилеров), а в том, что корпорации смешаны, корпоративная этика не поставлена. В итоге все держат окружающих за дерьмо, сортируя людей главным образом на два сорта: удачливое дерьмо и дерьмо лузерское. Ну а если ожидания заведомо таковы, странно им не соответствовать.
С чего бы мог пойти некий прогресс? Для начала, как ни странно, с презумпции невиновности. Если человек, допустим, на интернет-форуме обозвал кого-то вором, или идиотом, или даже непрофессионалом — и не доказал, за базар не ответил — это преступление. То есть невозможна ситуация, когда на всех по умолчанию вылит ушат дерьма: «все чиновники воры», «все политики врут», «все журналисты продажны» и т. д. Не все. Начнем с того, что по умолчанию люди хорошие. Любой почти человек умеет что-то, чего не умеют другие. Уже за это его можно уважать. И только в ситуации, где есть люди, которых действительно уважают, уместны понятия «компромат», «честь», «потеря чести».
Чтобы разобраться с теми, кто «недостоин уважения», сначала надо разобраться с самым подлым видом людей, с чандалой: с теми, кто неспособен к уважению в принципе. В конечном счете они не уважают самих себя и, по сути, предлагают миру боевую ничью — давайте мы все будем в дерьме поровну, они не претендуют на выигрыш, на «самому быть в белом». В Интернете таких называют «тролли», и более вменяемый мир начался бы просто с зачистки данного типажа.
Александр Силаев, «Вечерний Красноярск»
