Интересно, в каких порой точках пересекается фотография с другим искусством, какие из этого соприкосновения получаются смыслы. Пару месяцев назад я начала плотное знакомство с нашей лагерной прозой — Солженицыным, Шаламовым. Знакомство, конечно, нелегкое, но удивительно интересное. И пока перелистывались тяжелые страницы про холодные бараки, блатарей, жиденькую баланду и прочее суровое бытие лагерей ГУЛАГа, в голове все всплывала известная серия бельгийского фотографа Карла де Кейзера — «Зона».
Кейзер с 1994 года состоит в фотоагентстве «Магнум» и работает на стыке фотожурналистики и документального исследования. Последнее — это как раз его «Зона», снятая в начале «нулевых», на волне всплеска интереса к России со стороны западных фотографов. Но интерес Кейзера к России — не экзотическая интрижка, еще в 80-х он путешествовал по Союзу и в итоге издал книгу «U.S.S.R.-1989-C.C.C.P» (в английском варианте «Homo Sovieticus» — «Человек Советский»).
Для серии «Зона» бельгиец фотографировал быт и жизнь заключенных в 40 из 135 исправительно-трудовых лагерей Красноярского края. Но то, что увидел Кейзер (вернее сказать, то, что ему показали) не слишком походило на тюрьму.
«У меня были довольно мрачные представления об этих лагерях, — вспоминал он, — Я представлял себе все в черно-белом цвете, темные картинки, пытки... Но лагерь более походил на Диснейленд. Вы входите через ворота, украшенные резными солдатами, сделанными заключенными. Стены украшены огромными картинами, изображающими выдающиеся моменты русской истории средних веков или даже ранее, на входе на воротах огромный паровоз, ветряные мельницы с Дон Кихотом, египетская пирамида. Как будто это был вход в парк аттракционов».
Расставшись с планами сделать суровые иллюстрации к Солженицыну, Кейзер сосредоточился на фотографировании лагерной архитектуры — всех этих аляповатых картин и икон на стенах, появляющихся посреди общей серости ярких ковров, пижам, одеял с розочками. И результат вышел интересным. Как писала Ольга Свиблова, директор Московского дома фотографии, Карл де Кейзер не «включил» романтика или циника в работе, не стал приукрашивать или критиковать зону, а запечатлел феномен.
Феномен этот, как мне думается, в абсурдном, безрезультатном диалоге между институтом и человеком. Даже если этот человек зэк. У Солженицына, Шаламова это бессмысленный диалог тоталитарного государства и человека, идущего по течению или против — без разницы. У Кейзера — анекдотичное взаимодействие человека и тюремной архитектуры и быта. Но быт этот — тоже государственное детище. Такой своеобразный инструмент пропаганды достоинств постсоветской уголовно-исполнительной системы в глазах западных СМИ.
Кейзер после шести месяцев тюремных съемок в Сибири вспоминал:
«Один раз я увидел теннисный корт, и спросил о его назначении. Мне ответили, что заключенные, мол, любят поиграть в теннис. Позвали двух зэков. Стали искать ракетки: это заняло полчаса. Начальство было счастливо! Но тут я спросил про мячи. Они поискали их, но, увы: мячей в лагере не оказалось. Так мне и пришлось фотографировать зэков, играющих в теннис без мяча. Это была та еще пантомима».
Анна Мерзлякова
Фото: Карл де Кейзер
