Когда я учился классе так в пятом, популярностью пользовались книжки с объемными картинками. Рисунок, состоящий из переплетения линий и цветных пятен, требовалось поместить неподалеку от расслабленных (обязательно!) глаз, после чего взгляд проваливался в бумажный лист, и становились видны дворцы, животные, человеческие фигуры. В предисловии к одной из таких книжек говорилось, что такие чудеса могут скрываться в любом геометрическом узоре. После этого я, гуляя по улицам, долгое время только и делал, что вглядывался да щурился. А вот главный герой романа Мишеля Уэльбека похожим образом сделал себе имя — он фотографировал узоры карт французских провинций, превращая абстрактные карты в произведения искусства.
Роман «Карта и территория» повсеместно признается критиками произведением, во-первых, умным, а, во-вторых, чрезвычайно характерным для современной литературы. Мне же видится в нем и одна из основных бед современных литераторов — он написан слишком просто, чтобы, даже будучи умным, казаться таковым.
Роман — это история художника Джеда Мартена и его взаимоотношений с философией творчества, которые сопрягаются с множеством других пластов жизни — семейных, профессиональных, интимных и даже криминальных. Будучи современником Фредерика Бегбедера и Стива Джобса, Мартен плоть от плоти современной нам действительности и потому сам по себе безынтересен. Текст романа, лаконичный и без особых изысков, напичканный по последней европейской моде необязательными англицизмами, читается слишком легко, чтобы подозревать в нем какую-то метафизичность. Однако стоит немного отодвинуться и чуточку расфокусировать взгляд, как произойдет чудо — расплывшийся в единое цветное пятно мир предстанет перед нами таким, каков он есть на самом деле. Этот обратный процесс восприятия, восхождение от конкретного к абстрактному — то, чем герой бессознательно занимается всю жизнь. Движение его не замедляют даже самые близкие люди — отец, с которым они каждое Рождество по несколько часов молчат за ужином, и любовница, счастье с которой изначально воспринимается как обреченное.
Ольга жила в прелестной двухкомнатной квартирке на улице Гюинмер, окнами на Люксембургский сад... Она была из тех трогательных русских, которые за годы учебы привыкли любить некий образ Франции... и впоследствии страшно огорчались, убеждаясь, что реальная страна неизменно обманывает их ожидания. Принято считать, что русские совершили великую революцию, избавившую их от коммунизма, с единственной целью — дорваться до «Макдоналдсов» и фильмов с Томом Крузом; тут есть доля правды, но все-таки в меньшинстве своем они жаждали попробовать пюи-фюссе и посетить Сент-Шапель.
Наблюдения автора о действительности на первый взгляд кажутся пессимистичными — здесь успех художника определяет маркетинговая кампания, полицейские учатся хладнокровию, медитируя над трупами по технике асубху, а о жизни Иисуса люди знают «чуть меньше, чем о жизни Человека-паука». Однако в пестрых узорах карты каждый человек волен находить собственные дворцы. Более того, Уэльбек откровенно подтрунивает над теми, кто пытается выдать свое видение карты за знание территории, цитируя критиков — так, известный обозреватель пишет про первую фотовыставку героя как «выбор между мистическим единением с миром и рациональной теологией», что озадаченный художник комментирует единственной фразой: «Не глупо».
Между тем где-то за экватором роман обретает черты детектива — одного из персонажей нарезают на ломтики лазерным скальпелем, выкладывая из кусочков его тела диковатую картину. Персонаж этот — сам Мишель Уэльбек, мизантропичный чудаковатый писатель, с ворохом личных проблем и оригинальным взглядом на мир. Автор, который упоминается в диалогах персонажей чуть ли не с первых страниц романа, выступает здесь как якобы подчиненный герой, который лишь рецензирует творчество выдуманного художника. Однако, по сути, он добавляет еще одну точку зрения на процесс творчества к уже имеющимся — Мартена-художника и его отца-архитектора.
Примечательно, что все они умрут хоть и по-разному, но в одиночестве, будучи так до конца и не поняты, не дослушаны — словно угаснув еще задолго до момента истинной своей кончины. Резкий контраст с этим представляет сообщение о смерти Бегбедера — нервного, динамичного, яркого, умирающего «в кругу любящих друзей и родственников». Пассивное созерцание действительности, проступающей сквозь пестрый узор окружающих нас картин, не добавляет ни жизни, ни счастья. Карта может быть лучше территории, но... так ли это важно?
Нет ничего проще, уверял Уэльбек, рассказывая о ремесле писателя, чем делать заметки на полях и конструировать фразы; но для того, чтобы начать писать роман, надо подождать, пока все это уляжется, пока возникнет насущная необходимость. Человек не сам по себе решается написать книгу, добавил он тогда; книга, по его мнению, сродни бетону, который неожиданно решает загустеть, так что роль писателя в данном случае сводится к присутствию в нужном месте в нужный час и к муторному бездействию в надежде, что процесс пойдет сам собой.
