«22 мая» снял бельгиец Коен Мортир, автор дикого, лютого и совершенно феноменального «Экс-ударника». Главный герой — Сэм, охранник в торговом комплексе. Утром он встаёт, умывается, чистит зубы, пьёт кофе, делает себе пару бутербродов и идёт на работу. На работе он стоит, следит за всеми, показывает, какой отдел где найти — а потом, когда за спиной грохнет самодельная бомба парня-террориста, сначала будет вытаскивать пострадавших на улицу, а потом, не выдержав обрушившегося кошмарного ужаса, сбежит куда подальше. А дальше начнутся метафизические скитания по внезапно опустевшему городу, в котором к Сэму будут приходить погибшие при взрыве, рассказывать свою историю и говорить «Это ты во всём виноват, сделай же что-нибудь».
«22 мая» дико красиво снято и озвучено элегантной минималистичной музыкой Майка Галлахера, бывшего гитариста Isis — но при этом на фундаментальном, концептуальном уровне с фильмом что-то глобально не так. Мортир тут пытается лезть в большущую и тяжеленную тему — чувство вины и то, как одно оно может запросто перемолоть человека в пыль; но для внятного и важного высказывания ему катастрофически не хватает чего-то основополагающего. Фантазии, опыта, мудрости, тонкости понимания человеческой природы; чёрт знает. Но метафизика у Мортира отчего-то выходит на уровне такого натужного школьного упражнения — потусторонний мир для заблудшей души катастрофически непродуман, видения все разговаривают с лобовой прямотой комсомольских начальников, разбирающих на собрании нерадивого нового рекрута. По «22 мая» правда кажется, что писал их какой-то талантливый отрок лет примерно восемнадцати, у которого амбиции рассказывать истории так же, как во всех тех классных романах, что он прочитал, абсолютно не подкрепляются собственным, глубоко интимным, кишками прочувствованным пониманием описываемой темы.
То есть, чутье на интересные человеческие истории с легким привкусом девиации у Мортира никуда не делось — из посетителей универмага тут складывается весьма симпатичная цепочка странных и грустных людей (женатый гражданин, безнадежно влюбленный в продавщицу в отделе женского белья и способный выразить своё чувство только через мастурбацию в примерочной, человек в костюме кролика, устроившийся в детский отдел фотографироваться с детьми, но ненавидящий их и т.д.), хотя до грандиозного парада уродов из «Экс-ударника» им далеко. Визуальной и профессиональной хватки он не потерял тоже — например, эпизод взрыва и его первейших последствий, снятый одним диким, неприятным, удушливым планом выполнен примерно на том же уровне мастерства, что и высадка морской пехоты у Спилберга.
Но когда доходит дело до объяснения того, почему всем этим людям понадобилось умирать, Мортир не находит ничего лучше, чем пробубнить, что, мол, жизнь — это такая бесконечная цепочка взаимосвязанных (не всегда очевидным образом) маленьких трагедий, которые, переплетаясь и аккумулируясь, умножают друг друга и превращаются в большие трагедии. И, телеграфировав эту не самую новую, и к тому же довольно однобокую мысль максимально простыми словами, Мортир заканчивает «22 мая» неописуемым финалом, в котором все герои фильма погибают во взрыве ещё раз, только теперь в адски красивом дизайнерском slo-mo и под дико пошлую песню кого-то а-ля окончательно размягший мозгом Coldplay. Сказать на это хочется одно — ээээээээ, дядя?
