На вопрос, может ли выход книги о жертвах кораблекрушения быть приурочен к столетней годовщине гибели «Титаника», наверняка не я один ответил бы однозначное «нет». Однако конъюнктура рынка диктует свои условия, и вот уже на борту «Шлюпки» 37-летней американской писательницы Шарлотты Роган красуется фраза «самый ожидаемый дебютный роман нынешнего года», которой её наделила BBC, а на симпатичном сайте, посвященном книге, проблематично кликнуть мышкой и не попасть в хвалебный отзыв. Прекрасно осознавая, что такая реклама – дело дрянное, и что звание бестселлера означает лишь мастерство издателей в раскрутке товара, все-таки приходится признать – книга получилась хорошая: с захватывающим сюжетом, сильной психологической линией и изящно лаконичным стилем (хотя здесь комплимент обращен не в малой степени к переводчику).
Роман начинается с описания предстоящего судебного заседания, на котором разбирается дело главной героини романа Грэйс Винтер и еще двух женщин, выживших после катастрофы круизного лайнера «Императрица Александра». Повествование ведется от первого лица, и тот факт, что на произошедшую историю очевидно спорного характера мы будем смотреть глазами важной её участницы, интригует, пожалуй, более всего. Итак, молодая девушка вместе со своим супругом, которого она успешно «подцепила на крючок» не более месяца назад, возвращается в Америку из Европы накануне Первой мировой войны. По пути что-то с кораблем происходит (в романе очень много очаровательных недосказанностей, и, как следствие, повсеместной детективности), после чего он начинает тонуть, однако муж успевает усадить Грэйс в переполненную спасательную шлюпку. Теперь 39 пассажиров, большинство которых – женщины – оказываются один на один со стихией и кружат по океану в ожидании спасительного пароходного гудка. За двадцать дней среди множества неизбежных, необязательных или добровольных смертей в шлюпке случится и одно настоящее, фактически предопределенное с самого первого дня скитаний убийство – за него, собственно, и судят Грэйс.
Судебный процесс – это та же шлюпка: если хочешь выжить, надо быть готовым кого-нибудь утопить, сообщает Грэйс один из её адвокатов. Защита девушки твердо намерена доказать, что та пошла на поводу у обстоятельств, поддалась чужому влиянию, растерялась и испугалась. Сама же обвиняемая воскрешает в нашей памяти образы фаулзовских героинь – не чуждая романтики и подлинного милосердия, но предельно рациональная и равнодушная в глубине своей натуры, она равным образом манипулирует теми, кто пытается подчинить её своей воле. Мягкая ирония заключается в имени, которым её наделяет автор – «милосердие» с одной стороны, и «зима» - с другой. Оказавшись в ситуации страшного испытания, когда каждый день – это борьба за жизнь, причем не столько с голодом и жаждой, сколько с окружающими тебя людьми, девушка оказывается способна и на благородные поступки, и на подлинное вероломство. По сути, весь роман говорит о необходимости не обманываться в собственной натуре, способной сочетать расчетливую жестокость и спонтанное добросердечие в любых пропорциях – и помнить, что то же самое справедливо для любого из окружающих.
Ожидая помощи то от людей, то свыше, пассажиры шлюпки рассуждают о боге, ведут светские дискуссии, сплетничают, в искаженном виде передавая соседу справа откровения, которыми поделился с ними сосед слева, сражаются за власть - и ищут виноватых. А если в итоге казнят не тебя, то какая разница – вычерпывал ли ты воду из тонущей посудины, экономил ли провиант или же просто вытянул длинную соломинку вместо короткой, не став балластом? До самого конца, да и после него, мы не можем быть уверены в том, что рассказанное нам Грэйс Винтер – это на самом деле правда. Структура романа, значительная часть которого является дневниковой ретроспекцией событий, и в которой сюжетный финал предваряет финал логический, это ощущение, по сути, только укрепляет.
А размышления о жестокости человеческой натуры, если они осуществляются не в полузатопленной шлюпке, а дома на диване, отлично скрашивает окрашенное в романтические краски, даже в предштормовую погоду, море.
