Главная
>
Статьи
>
Культура
>
Майкл Оливер-Семенов: «Я показал русских с необычной стороны»

Майкл Оливер-Семенов: «Я показал русских с необычной стороны»

09.06.2016
17

Сильно ли изменились ваши привычки после переезда в Сибирь? Может быть, увлеклись рыбалкой, стали бегать по утрам?

Невероятно сильно! В Великобритании я курил самокрутки, такой табак мне больше нравится — он гораздо вкуснее. А тут я не могу найти для них хорошего табака, поэтому приходится курить обычные сигареты. Ужасный позор!

А что касается писательских привычек?

О, а вот они точно изменились. Понимаете, в Кардиффе недалеко от моего дома располагался арт-центр — нечто среднее между большой общественной площадкой, баром или кафе. Ты мог прийти туда совершенно свободно, посидеть, встретиться с интересными людьми, провести там хоть целый день — никого это не волновало.

Материалы по теме
Михаил Шубский: «Музей уже давно пытаются поделить»
За что на самом деле уволили директора КИЦа

Ближайшее место здесь, что мне приходит на ум, — Мира, 1, Красноярский музейный центр. Но это же совсем не социальное пространство! Чтобы попасть в здание, нужно заплатить, и на каждом этаже на тебя будет выскакивать бабушка и спрашивать: «Где ваш билет?». Плохой, очень плохой проект. Когда я смотрю на предметы искусства, то не хочу, чтобы меня преследовали по пятам, чтобы кто-то заговаривал со мной, я просто хочу чтобы меня оставили одного.

Мест, где я мог писать свободно, не будучи прерванным, без всякого шума, помех, на родине было несколько. Тут я пишу все на своей кровати, которая стоит около холодильника, в однокомнатной квартире, где живу с женой и дочкой.

Квартира крохотная, с лэптопом не развернуться, поэтому я работаю на коленках, и весь мой мир в этой кухне.

Местные пейзажи не вдохновляют вас на творчество?

Пожалуй, только река. Но и она действует на меня вовсе не так, что я смотрю на Енисей — и сразу: «Ух, теперь я хочу написать что-нибудь!». Нет, просто мне нужно быть около воды. Ведь Кардифф расположен у моря.... Вода помогает мне расслабиться, не думать ни о чем, для того чтобы что-то пришло в голову.

Поэтому я действительно хорошо пишу в душе! Все мои лучшие произведения получились таким образом. Я беру свой утренний чай в ванную комнату, пью его, размышляю. Иногда прихватываю и телефон, чтобы делать заметки, пока стою под водяными струями. Без воды никак.

Слушайте, даже обидно как-то: мы тут нахваливаем природные красоты....

Природа тут прекрасная, правда. Но ... я уже видел широкие открытые пространства. Понимаете, это как смотреть на воздушный шар, если ты когда-то уже видел другой воздушный шар и восхищался им. Так же, как видеть миллионы деревьев с вершины горы, имея представление об одном дереве. Деревья много для меня значат, серьезно, но их вид не подталкивает меня к написанию чего-то.

Чтобы вдохновиться, мне нужны люди, события, реальная жизнь. Я всегда работал — с 16 лет, кажется, — и, по-моему, это хорошо, потому что это давало возможность наблюдать за человеческими отношениями. Я не могу получить многого от созерцания леса и пения птиц. Я ведь уже слышал птиц — и им нечего сказать, чего я бы не слышал раньше (посмеивается).

Ваши мемуары о жизни в России — «Sunbathing in Siberia» («Загорая в Сибири») — как эта книга вообще получилась?

Когда я переехал в Россию, то думал, что литературная карьера закончена, и, в принципе, не возражал против этого. Но здесь было столько вещей, про которые хотелось делать заметки, записывать что-то... для себя!

Материалы по теме
«Понаехавшие»: Из Уэльса в Красноярск
Рассказы иностранцев, решивших жить в Сибири

Я писал эту книгу для себя, без намерения публиковаться, поэтому её исходная версия отличается о того, что было напечатано: просто заметки о том, что я видел, где был и какие интересные вещи происходили с моей жизнью. Писал о том, что увидел, что люди рассказывали мне. Многое в книге из моих разговоров с Настей (супруга Майкла) и ее семьей. А издатель уже разбил все это на главы.

У меня и сейчас телефон полон заметок. Я просыпаюсь посреди ночи и пишу себе, потому что вспоминаю что-то интересное, что случилось в этот день. Сейчас у меня заметок примерно на 30 000 слов — новая книга, над которой я постепенно работаю. Но снова — я не думаю о продаже книги. Я пишу, потому что мне это нужно, я не люблю делать это просто для того, чтобы продавать книги.

Книга вышла в Соединенном Королевстве. Какой-то эффект на соотечественников вы наверняка рассчитывали произвести, да?

В рецензиях были две основные точки зрения. Одна меня очень обрадовала — что мне удалось показать русских в неожиданном ключе, помочь людям на Западе найти новый подход к Востоку. И на это я как раз и целился.

Пытался писать с журналистским подходом к вещам — все факты трижды проверены независимыми достоверными источниками. Хотелось показать баланс, сравнить жизнь в России с жизнью в Великобритании, и мне кажется, что я сделал это хорошо. При этом слова «хорошо», как и слова «плохо» я не употреблял, потому что не верю в такие вещи: называть одну культуру хуже другой — это чушь.

А вот другое мнение меня оскорбило — писали, что я склоняюсь к националистической русской позиции. Это все из-за событий с Pussy Riot — я дал не только западную, но и российскую версию, без своего мнения. Просто описал, что происходило — и тут же кто-то в рецензии назвал меня пророссийским. На самом деле, не нужно уделять столько внимания отзывам. Кто-то сказал мне, что моя книга недостаточно похожа на «Гарри Поттера», а должна бы. У людей разные вкусы.

А у англичан и жителей Уэльса эти вкусы сильно отличаются?

Великобритания очень напоминает Европу, где много различных стран и культур расположены рядом. А мы, англичане и шотландцы, оказались вместе на одном маленьком острове. И мы тоже совсем разные!

Любые иностранцы, будь то русские и американцы, удивляются, когда я говорю по-валлийски. Почему не по-английски? Ребята, это отдельный язык и отдельная страна, черт побери! Все это следствие колониальной политики. Англичане ненавидят нас и нашу культуру.

В Уэльсе нам говорили: «Игнорируй язык своей матери и говори на английском». И историю я учил английскую, а не валлийскую. Этот язык нанес огромный ущерб моей стране.

Тогда неловкий вопрос: преподавая его, не чувствуете себя британским агентом за рубежом?

О, я испытываю из-за этого величайший стыд! Но, к сожалению, это все, что я могу делать. У меня жена и дочь, и я должен где-то работать, а, боюсь, к изучению валлийского языка интерес во всем мире не очень большой. Конечно, учить английскому, чтобы выжить, очень стыдно. К несчастью, для того, чтобы стать успешным где бы ни было в мире, тебе лучше свободно владеть английским языком.

Расскажите об «The Elephant’s Foot» («Слоновья нога»). Отчего такое название?

Это большая книга, в которой собраны мои стихотворения за восемь-девять лет. В ней нет глав, одна часть просто перетекает в другую: личные переживания, жизнь в Соединенном Королевстве и России, любовная лирика.

Сборник называется по имени одного из самых сильных стихотворений, оно посвящено аварии на Чернобыльской АЭС (ядерная лава, которая вытекла из расплавленного реактора, застыла в форме слоновьей ноги). Эта история и страшна, и пленительна — последняя великая битва Советского Союза! Столько людей отдали свои жизни, не все из них известны до сих пор. Эти люди — герои, и это великая история об их героизме. А тема очень актуальна — посмотрите, что случилось на АЭС Фукусима?..

Сможете назвать нескольких современных поэтов, наиболее на вас повлиявших?

Очень трудный вопрос, потому что я обожаю лирику, я читаю её каждый день на протяжении десяти лет, иногда по два-три сборника в сутки. Вдохновлялся столь многими людьми, переводами и стилями, что и не знаю, с чего начать...

Если говорить о российских авторах, то Евгений Евтушенко. Среди европейцев — Жан Лансельм, среди американцев — Энн Секстон. Многие говорят, что это уже не поэзия. Но что есть поэзия? Например, сейчас набирают популярность исполнители performance poetry — уличная поэзия-представление с элементами драматических монологов, есть и stage poets — сценические поэты.

Я, конечно, использую рифму в своих стихотворениях, но таким хитрым образом, что некоторые люди ее не замечают. Есть и размер, и темп, но они не очевидны, я ненавижу все эти «турум-турум-турум». Это скучно до слез. Не люблю, когда навязывают классическую структуру, предпочитаю разбить ее на кусочки.

Сочинительство — большой труд?

Да, особенно когда ты работаешь круглые сутки. Видите эти темные следы у меня под глазами? Я думаю, это теперь навсегда, что я смогу от них избавиться только при помощи пластической операции! Обычно я считаю удачей, если удается за день написать два-три предложения. Как-то раз меня разбудил лай собаки в 4 часа утра, и это было так здорово! Потому что у меня было четыре с половиной часа на то, чтобы писать.

Кроме того, книга не возникнет магическим образом, ты должен структурировать ее, прикинуть, к чему ведешь и как это сформулируешь. Каждое слово на счету, ты должен думать о стиле, структуре, «работает» ли каждое предложение. Концентрироваться, следить за тем, не отличается ли стилистика разных абзацев. Да, это куууча работы.

Когда я писал «Sunbathing in Siberia», то не спал ночами, рвал на себе волосы — особенно за ушами, выдирал бороду, напряженный и сосредоточенный. Там был один абзац, где я никак не мог выстроить предложения правильно. Всю ночь сидел над одним абзацем, представляете? И знаете что — я до сих пор им недоволен.

Блог Майкла Оливер-Семенова

Евгений Мельников и Ксения Коготочкина специально для интернет-газеты Newslab.ru

Рекомендуем почитать