Рассказ в пятом номере «Дружбы народов». У автора несколько высших образований в самых престижных вузах страны. По профессии журналист.
До странности много схожего в рассказах авторов, подписывающихся женскими именами. По крайней мере, в тех, что отбираются центральными редакциями. Вот и здесь, опять больница, только уже не сумасшедший дом, хотя какие-то ненормальные мельком и здесь встречаются, опять Германия... Очевидно, для нынешних писательниц зарубежье — сильнейшее впечатление, только там их прозаические музы раскрепощаются и начинают чудить. Или просто им интересна исключительно заграница, а на родину они плевать хотели? По публикациям это определенно трудно сказать. Ведь в чем здесь проблема? Возможно у Гузель Агишевой или у той же Коф тьма других рассказов на другие темы да и лучше написанных, но редакция по только ей известным причинам отобрала именно этот. И по отобранному редакцией тексту мы и судим об авторе. Получается, если редакция некомпетентна, а это у нас повсеместно, то страдает автор.
Также мне непонятно, к примеру (к этому же вопросу), когда у нас говорят о, скажем, прозе девяностых: проза девяностых у нас такая-то и такая-то. Это какая проза? Которая в журналах печаталась? А кто вам сказал, что это проза? Что это лучшие ее образцы? Это всего-навсего выбор журналов, а он может быть и ошибочным. Я лично ни одному журналу не доверяю абсолютно, разве что с оглядкою и проверками. Потом, спустя десятилетия, глядишь, всплывет какой-нибудь незамеченный сегодня писака, и вся хваленая лубочная картинка прозы любых годов изменится до неузнаваемости.
Смысл здесь в чем? Следите за формулировками, господа. А они должны быть максимально корректными. Конечно, хочется охвата, значимости, но точность в любом деле прежде всего. Она нам, читателям, представит вас — критика, обозревателя, как человека культурного, уважающего и себя, и исследуемые предметы.
Навскидку: «проза девяностых» очень легко исправляется: «толстожурнальная» проза (года подставляйте сами)«, «проза крупных издательств», «неформатная проза», «непризнанная», «публикуемая проза» и т. д. Вот я обозреваю рассказы — внимание! авторов, подписывающихся женскими именами. В силу разных причин эта формулировка мне кажется наиболее корректной.
Об Агишевой: по сути рассказ о войне, о взгляде на нее с нашей стороны и со стороны немцев, о жизни победителей и побежденных, столь катастрофически различающейся. В общем, довольно неплохо, хотя растянуто, кашеобразно. Но, и это главное замечание, относящееся скорее к работе «ДН», чем к писательнице:
на мой взгляд, много редакторского брака. Агишева — журналист, а в журналистике отношение к слову поверхностное. Грешит она этим в рассказе, грешит, и тут редакция могла бы ее подправить. Бываю порой излишне придирчив, но мне не понравились:
«он теряет дар речи и краски лица» (очевидный косяк. У него что — лицо разноцветное?)
«жилистое тело, на которое время не покусилось»
«полуобморочное состояние» — это не косяк, но очень затертое выражение, плохо!
также
«все в ней читается без подтекстов».
Создается ощущение, что Агишева — один из тех авторов, которых журналы печатают «по обмену» или за субсидии, то бишь, за деньги, а «ДН» в программах таких участвует.
Неплохой момент, когда немецкий врач заговорил по-русски, но его можно было докрутить, побогаче придумать, хотя в нем и так есть значение; конечно, симпатично, когда немцы во время войны живут неделю с русской голодной семьей...
Агишевой я бы с чистой совестью, несмотря на языковые небрежности, поставил положительный балл, но оцениваем мы работу редакции. А «ДН» на этот раз 2. Правильно я их не люблю.
Антон Нечаев
