Интеллект как аналог павлиньего хвоста
Ася, как человек, рассказывающий простым языком о сложном мире медицины и биологии, вы сталкиваетесь с тем, что в России большинство не просто не понимает современную науку, а даже боится ее?
Фобии в отношении некоторых новых областей, конечно, есть. Многие с очень большим опасением смотрят на ГМО, есть антипрививочная фобия, и все это от недостатка информации.
Я, как научный журналист, пытаюсь донести до общественности мысль о том, что мы живем в прекрасное время в мире, где многое изучено и потому многое возможно. И знания эти носят, в том числе, прикладной характер. Скажем, у человека в роду были какие-то наследственные заболевания, но при этом он на свой страх и риск решает завести ребенка естественным путем, зачастую даже не подозревая, что существует преимплантационная диагностика, способная гарантированно предотвратить зачатие малыша с муковисцидозом или другим наследственным заболеванием. Научные знания — это то, что просто помогает принимать решения в повседневной жизни.
Но есть у них и другое приложение. Развивая мозги, каждый из нас тем самым повышает свою персональную ценность. Потому что интеллект — это магистральная линия человеческой эволюции.
Мы стали таким успешным видом, расплодившимся до 7,5 миллиардов и захватившим все лучшие места обитания, именно за счет нашего интеллекта. У нас нет сильных клыков или быстрых ног, зато мы умеем делать копья, возводить дома и строить атомные электростанции. Поэтому когда вы умный, вам проще нравиться противоположному полу.
На этот счет есть множество забавных экспериментов. Например, молодых людей просили написать сочинение на нейтральную тему, об их учебе в институте. Половине испытуемых до этого показывали фотографии молодых прекрасных красоток, второй половине — фотографии взрослых актрис, старше 50 лет. Лингвистический анализ сочинений показал, что те, кто смотрели на фото юной девушки, использовали в тексте больше умных слов. Потому что интеллект — это наш аналог павлиньего хвоста, который мы «распушаем», чтобы произвести впечатление.
Есть мнение, что необходимость в популяризации науки в России — это надуманная проблема.
Совершенно не так. Это очень важный вопрос, которым обязательно нужно заниматься. Вообще как развивалась научная журналистика? В Советском Союзе эта ниша была уделом журналистов и ученых, которые не хотели работать в строгих государственных структурах из-за цензуры.
Зачем нам всем нужна популярная наука?В научной журналистике они становились «неуловимыми Джо» — чиновников не очень интересовало, кто и что там популяризирует. У журналистов была большая творческая свобода. В сложные 90-е годы спрос на знания такого рода у широкой общественности исчез. В это время научная журналистика не вымерла, но схлопнулась до очень узких и мало востребованных ниш.
В «нулевые» интерес начал возрождаться вновь и главная заслуга здесь принадлежит фонду «Династия». За 15 лет планомерной работы фонда не просто появилось научно-журналистское сообщество, главное — была создана аудитория, сформирован спрос. И он продолжает расти, значительно превышая предложение.
Удивительно слышать о том, что спрос большой. Ведь, кажется, все погрязли в проблемах — людям не до умных лекций, им бы очередной взнос за ипотеку заплатить.
Как раз если платить ипотеку и больше ничего не делать, жизнь будет намного более мрачной, чем если находить время и выбираться на интересные встречи. И потом, в сферах, которые популяризирую я — биология и медицина — действительно есть огромный прикладной смысл. То, что просто полезно знать любому человеку.
Почему нужно делать прививки? Почему ВИЧ нужно лечить, но его не стоит сильно бояться? Почему гомеопатия вас не вылечит?
Абсолютно бытовые вещи, которые, в конечном счете, повышают качество жизни и личную безопасность. Чем меньше пропасть между вами и научными знаниями, тем больше шансов, что у вас всё будет хорошо.
По вашим ощущениям, пропасть между широкой аудиторией и наукой сегодня большая?
Да, но это практически неизбежно. Возьмем школьное образование — оно всегда не успевает за реальным положением дел в науке по той простой причине, что скорость появления новой информации очень велика и с каждым годом все нарастает.
Думаю, что в любой стране мира — не только в России — школьные учебники лет на 20-30 отстают от современной науки. Университет дает более-менее полноценную картину знаний в какой-то одной области и то, уже через 5 лет это представление в значительной степени устаревает.
Новые знания появляются каждый день, и единственный по-настоящему важный навык — это навык поиска информации и ее достоверных источников. Одна из основных моих задач как популяризатора — не просто рассказывать какие-то факты, но и показать людям, откуда я всё это взяла. Вообще показать, что, когда вы пытаетесь сформулировать свою точку зрения по какому-то вопросу — даже если это просто спор в интернете — хорошо бы ссылаться на научные исследования.
И еще к вопросу о пропасти. Главная проблема научной журналистики в том, что мы занимаемся агитацией для своих — рассказываем про науку тем, кому это и так интересно. Если бы нас не было, эта аудитория прочитала бы английскую «Википедию» или, что еще лучше, первоисточники. Нам же нужно каким-то образом искать выходы на широкую аудиторию: рассказывать про науку тем, кто ей пока не интересуется. Для них это важно, в первую очередь, с точки зрения личной безопасности. Та же самая гомеопатия — она не работает и не может работать, потому что доля действующего вещества в таблетках ничтожно мала. При этом у индустрии многомиллиардные продажи именно среди тех, кто не интересуется наукой.
То есть у широкой аудитории сегодня нет понимания, что именно происходит в науке, даже отечественной — про открытия, про ученых?
Да, провал довольно большой. Можно отметить, что и мы, научные журналисты, далеко не всегда представляем, что происходит именно в отечественных институтах, потому что науку мы привыкли воспринимать как единый глобальный процесс.
Суперзвезда отечественной науки рассуждает о выборе профессии Например, биологические исследования — область моих интересов — в США развиты лучше, чем в любой другой стране мира. Поэтому 90% того, о чем я пишу и рассказываю — это как раз американские исследования. Но такая картина именно в биологии и медицине, а в физике, астрономии или математике, я думаю, доля российских исследований гораздо больше.
Загрузить мозги
Кажется, что в России есть необходимость популяризировать не просто достижения и открытия, а науку как перспективную отрасль. Ведь в представлении многих мам и пап, ученый — это человек в протертых штанах, которому зарплаты хватает едва ли на хлеб. А потому и ребенка учиться на околонаучные специальности родители отправляют скрепя сердце.
Это абсолютно устаревшие представления, которые тянутся еще из 90-х. Сейчас в России случился огромный кризис перепроизводства экономистов, менеджеров и прочих людей с непонятными профессиями, и существует огромный спрос на тех, кто умеет что-то делать, создавать — в том числе на ученых.
Кроме того, наука — это не то, что происходит только в России, она интернациональна. Человек, получивший естественнонаучное образование, может легко уехать в любую другую страну, и будет там востребован.
Это, впрочем, не означает, что в России работать негде. У нас, к примеру, есть атомная промышленность, другие успешные отрасли. В любом случае естественнонаучные специальности гораздо важнее и интереснее, чем то, что когда-то считалось модными профессиями.
Можно ли как-то привить обществу моду на научные знания?
Если говорить про локальные вещи, то они самоорганизуются: когда все ваши друзья ходят на какие-то интересные научные тусовки и потом рассказывают об этом с восторгом, вряд ли вы останетесь в стороне. Это всё усваивается из среды, поэтому вопрос именно в том, чтобы попасть в правильную среду. Сделать это можно, например, через хорошие вузы.
А какой может быть работа в этом направлении на уровне государства?
У государства, я полагаю, нет задачи формировать моду на образованность, на ум. Ему, конечно, нужно какое-то количество квалифицированных специалистов, которых оно готово терпеть.
Что нас спасет в XXI векеНо количество это не очень большое. Просвещение же широкой общественности нашему государству, как мне кажется, скорее невыгодно, потому что образованность идет рука об руку с критическим мышлением, с представлениями о гражданских правах и о том, как должны быть устроены мир и общество. Поэтому я не чувствую какой-либо господдержки в этом направлении и не рассчитываю на нее. Не мешают работать, и на этом спасибо.
Тогда дайте совет тем, кто хочет быть умным — какие-то практические инструменты?
Могу говорить здесь с точки зрения медицины и биологии. Есть такой нейрофизиолог Эрик Кандель, лауреат Нобелевской премии за исследования кратковременной и долговременной памяти. Он известен среди прочего тем, что разобрался, как работает память на уровне нейронов. Кратковременная память — это изменение силы взаимодействия между двумя нейронами, а долговременная — это изменение самой структуры нейронов, формирование новых нейронных связей. То есть когда мы что-то запоминаем, это в буквальном смысле, анатомически меняет наш мозг. Особенно это выражено в молодости, но работает и у пожилых людей.
Мозг всегда адаптируется к тем задачам, которые мы перед ним ставим. Когда нет сложных задач — нервные клетки умирают и не восстанавливаются, потому что они просто не нужны. Поэтому единственный способ поддерживать свой мозг в хорошем состоянии — это давать ему какую-то нагрузку, точно так же как с мышцами.
Если к вам, как к человеку, который про настоящее и будущее науки понимает больше, чем любой среднестатистический гражданин, подойдет после лекции мама и спросит: «Стоит ли мне отправлять ребенка на биолога/физика..?» Что вы ей ответите?
Я вообще уверена, что никого никуда не стоит «отправлять». Ребенку, безусловно, стоит предоставить как можно более богатую среду для развития, возможность заниматься как можно большим количеством вещей — ходить на кружки, ездить в экспедиции, ставить опыты в детской лаборатории. В общем, заниматься тем, что ему интересно. Но «отправлять» ребенка в институт — это какое-то ужасное средневековье. Выбор — и института, и своей будущей специальности — он должен сделать сам.
На самом деле причина такого устаревшего подхода гораздо более глубокая, чем может показаться на первый взгляд. За последний век наша жизнь очень сильно изменилась, но мы еще не успели адаптироваться к этим переменам. Эволюция — биологическая, а потом еще и культурная — это процесс удлинения детства и молодости.
В средневековье было нормой отдать семилетнего ребенка в ученики сапожника, чтобы он к 15 годам сам стал полноценным мастером. Сейчас же мы живем в очень сложном обществе, где невозможно получить профессию в 17 лет и потом всю жизнь по ней работать.
Все равно все сто раз изменится — ваша профессия станет неактуальной, будут востребованы смежные знания. Переучиваться придется всю жизнь. Поэтому роль первого образования, того университета, в который человека загоняют после школы, совершенно не в том, чтобы получить профессию вообще. Цель первого образования в том, чтобы в возрасте, когда у человека хорошо развиваются нейронные связи, загрузить мозг сложной интеллектуальной деятельностью. Чем более сложным и фундаментальным будет первое образование, тем лучше. А потом с хорошо развитым мозгом человек поймет, чем ему заниматься и сам освоит всё, что потребуется для работы.
Наталья Мороз, интернет-газета Newslab.ru
