«Жить было не на что»
В моей жизни был тяжелый период — я не могла найти работу, постоянно ходила на собеседования на разные вакансии, но получала один и тот же ответ: «Мы вам перезвоним». У меня уже опускались руки, ведь работать надо, а жить — уже не на что. Одна старая знакомая посоветовала мне пойти в кондукторы, пообещала, что меня возьмут, потому что сильно не хватает работников. И я отправилась работать к муниципальным перевозчикам — стала кондуктором в автобусе.
Мой гараж, откуда мы с водителем выезжали в 6 утра на смену, находился на улице Калинина, а я жила на Кутузова, и мне нужно было пересечь весь город, чтобы добраться до работы. В 4 утра нас начинала собирать маршрутка-служебка с определенных точек — два часа мы в пути, удавалось хоть немного вздремнуть. Приезжаешь на работу, проходишь медицинское обследование: измеряют давление, смотрят на твой внешний вид, водители дуют в трубочку. Получаешь путевой лист, билеты — и отправляешься в путь.
Графики разнились: длинная смена — с 6 утра до 11 вечера, короткие — с раннего утра до обеда и с обеда до ночи. Человек не мог все время обкатывать длинные смены, наши трудочасы считались, и был предел, за который уже не выйдешь. Однако те, кто горел работой, все же брали подработки, тем более, что в автотранспорте постоянная текучка сотрудников — кондукторов просто не хватает на линиях.
Нас часто проверяли — у каждого кондуктора должна быть форма и именной бейджик, а утром в салоне следовало менять табличку, где написаны фамилии водителя и кондуктора. Проверяющих было много — иногда они в середине маршрута могли зайти в автобус и потребовать водителя подуть в трубочку. Или — шли проверять билеты и кассу.
«С ужасом осознала, что бабушки — это злые люди»
Я — человек общительный, люди меня не напрягают, поэтому работать мне было интересно. Я всегда улыбалась тем, кто заходит в автобус. Просто когда человек заходит и видит, что ты к нему относишься с душой, он, как правило, отвечает тем же. Хотя бывало, что относились ко мне и плохо — несмотря ни на что. Помню женщину, которая сильно возмутилась из-за того, что у меня в ухо был вставлен наушник, а я в нем тихо слушала музыку. Весь день я на ногах, это сложно — а тут хоть немного можно расслабиться. Ее взбесило то, что я себе подобное позволяю. Но ругаться с пассажирами — дело неблагодарное, ты просто портишь настроение самому себе на весь день.
Именно будучи кондуктором я с ужасом осознала, что бабушки — это злые люди. Из детства я помнила, что все бабули — добрые, как моя, но когда я столкнулась с реальностью, выяснилось, что они агрессивные и злые, постоянно толкаются, почти все — «тяжелые» люди.
Дедушки — другие. Выходило часто так, что в автобус моего маршрута каждый день в определенное время заходили одни и те же люди — ехали на работу. Многие из них становились уже знакомыми, я начинала их узнавать. Попадался один взрослый мужчина, он каждый раз всю дорогу читал мне стихотворения. Кажется, он всю литературу знал, столько стихов рассказал за наши поездки. Его было слышно на весь автобус, и некоторых его выступления раздражали, другие же — улыбались, а меня это забавляло и удивляло. Сейчас вообще встретишь такое, чтобы человек знал столько стихотворений?
Был и другой запоминающийся пенсионер. Герой войны, мужчина за 80, хотя выглядел на 65 лет, ехал на работу. Добродушный такой, улыбался. Я спросила, зачем ему работать, ведь у него же, наверное, хорошая пенсия. Он ответил, что так и есть, пенсия — огромная. «Ты думаешь, я работаю из-за денег? Нет, мне нужно шевелиться, общаться с людьми, чтобы не стареть и чувствовать себя нужным, молодым», — ответил он и продолжил рассказ о своей жизни.
«Пахло от него ужасно, но не выкинешь же на мороз»
Я работала на разных маршрутах — на № 52 и № 87, например. Люди в разных районах Красноярска отличаются друг от друга. Например, летом в районе озера Мясокомбината всегда набивалась такая толпа, что двигаться невозможно, не то что деньги посчитать или проползти между людьми. Зато все под градусом, с шашлыками. В центре же — другие люди ездят. Воспитанные, скромные, одеты иначе и ведут себя по-другому.
Конечно, пьяные и развязные люди, с горячительным или без — всегда ездили, и это неприятно, но я не делала замечаний. Помню, зашел за пару остановок до конечной в салон бомж — он настолько плохо пах, что задыхались все вокруг. А за окном минус 30. Он достал мне плату за проезд грязными-грязными руками, а там — одни десятики.
Водитель крикнул: «Высаживай его», а я подошла к коллеге и ответила: «Мне тоже неприятно, я брезгую, но как его выкинуть, он же замерзнет, еле ползает. Будь человеком!» Кое-как уговорила водителя и тот бомж доехал до конечной, но проветривали салон после него мы долго.
Однажды ехали мы где-то, я подняла взгляд в салон автобуса и поняла, что абсолютно каждый пассажир уткнулся в телефон. Нет ни одного человека, который ехал бы просто так, смотря в окно, например. Тут открылась дверь на одной из остановок, зашел глухонемой мужчина. И он почти сразу же достал телефон и позвонил кому-то по видеосвязи, говоря на языке жестов. Я была в шоке от этой картины и в первый раз так четко осознала, что настала эпоха телефонов.
Один раз в нашем автобусе девушке стало плохо. Она побелела, в обморок упала, а мы остановили движение и вызвали скорую, побежали в аптеку за нашатырем. Весь автобус отозвался — пассажиры протирали ей лицо влажными салфетками, поили водой. Девушка — молодая, симпатичная, а когда пришла в себя и подъехала скорая — выяснилось, что еще и беременная на раннем сроке.
«Вдруг они начали петь на весь автобус»
Помню и другую историю. Зашел как-то парень в очень красивом и элегантном костюме, а с ним — пожилая женщина. Они сели вместе, и он начал ее чему-то обучать. Она записывала всё в тетрадку, но сильно волновалась, а я ненароком прислушалась к их разговору. До меня дошло — он из какой-то секты и объяснял ей, как нужно говорить с людьми о Боге. Она — пожилая, растерянная и простая, а он — злился на нее немного за то, что она «тормозит».
Подсаживались к нам и инвалиды, просящие о помощи. Одна женщина, еле-еле передвигающаяся из-за того, что у нее были проблемы с ногами, собирала себе на операцию. У нее была с собой коробка, и кто-то давал деньги, но водитель начал ругаться: «Что это за поборы? Невозможно зайти в автобус!». Люди действительно не любят, когда такое происходит в автобусе — это давит, ведь на улице можно пройти мимо такого человека, а в автобусе ты в замкнутом пространстве.
В моем автобусе всегда читали стихи и пели. Ехал как-то коллектив пожилых людей с общей встречи — мужчины и женщины. Ни с того ни с сего они начали петь на весь автобус — четко, на разные голоса, красиво, профессионально, чисто. Не пьяные песни на кухне, а русские народные, так что когда они закончили — пассажиры им зааплодировали. Выяснилось, что они пели раньше все вместе в коллективе, а сейчас иногда встречаются, чтобы вспомнить молодость. Я была восхищена!
Бывало, и студенты в автобусах читали стихи. Это была какая-то акция: в салон зашел парень, оплатил проезд, открыл книгу — и стал громко и выразительно читать стихотворения. Это было удивительно, классно и здорово — кто хотел, тот слушал, а кому не нравилось — занимались своими делами.
«Водитель решил опохмелиться прямо в автобусе»
Водители, конечно же, попадались разные — как и все люди, но я со всеми могла подружиться. Работала я с одним пожилым водителем, который не мог долго сидеть на своем месте — а я удивлялась, почему он не поменяет работу. Едет-едет, только у него остановка — встаёт, разминается, садится — и снова в путь. И так — постоянно. Другой водитель однажды приехал на работу после бурного вечера и решил опохмелиться прямо в автобусе — но его, разумеется, сразу же уволили.
В кондукторах трудились совершенно разные люди — архитекторы, научные сотрудники, люди важных профессий. Жизнь непредсказуема — и закидывает иногда и в такие места, хотя в основном на такую работу соглашаются только пожилые люди.
«Человек билетик потерял — а я сижу и плачу»
Для меня время, когда автобус забит, было выгодным, потому что я не успевала отрывать билетики, либо не могла найти руку нужного пассажира, потому что он отвернулся, или — люди просто отказывались от билетов, тогда получалось немного калымить. Однажды поймали за этим делом — сразу лишили премии.
С другой стороны, человек мог скрутить билет и выбросить, запихнуть его в какую-нибудь щель — не дай бог проверка, все вопросы — ко мне. Если я билет у него не найду, то меня накажут штрафом, и это часто происходило. Человеку всё равно, он заплатил, но билетик потерял — а я виновата, сижу и плачу, ведь акт уже составлен.
У нас был и оклад, и премии, а также учитывалось количество трудочасов. И средняя моя зарплата 5 лет назад составляла около 20 тысяч. Если получалось 24 тысячи — это вау! Выходило и по 13 тысяч, и по 15 люди получали, а 16-18 тысяч — это средняя зарплата. Было обидно, если случилось ДТП, и люди получили травмы, потому как наказания получали мы оба — и я, и водитель.
Я очень сильно не высыпалась, ни на что не хватало времени, и это в принципе невыносимо — спать по три часа в сутки. Однажды я уснула на смене — люди стояли с деньгами и будили меня. Или вдруг тебе станет тебе плохо, а ты ничего не сможешь сделать — автобус едет по секундам, если он где-то задержится — сразу звонят диспетчеры и подгоняют. Как на подводной лодке - с нее никуда! До конца маршрута хоть что с тобой случись — ты терпишь и едешь.
Я ушла, потому что работать так, если у тебя есть маленькие дети — сильно тяжело. Старшему сыну приходилось отводить в садик младшую — я с утра готовила всем одежду и еду, а дальше они справлялись сами. Я — постоянно на телефоне — с вопросами, как добрались. На такой работе не сорвешься с места, если что-то случилось — ты не бросишь автобус, тебе не найдут замену. Поэтому я нашла себе другую работу.
Беседовала Анастасия Гнедчик специально для Newslab
