Анатолий Ларионович Буйлов, писатель, член Союза Писателей РФ.
Родился 25 мая 1947 г. в Комсомольске-на-Амуре. С 1958 г. работал помощником топографа в старательной артели. После службы в армии освоил профессии строителя, сантехника, газоэлектросварщика, плотника, грузчика, землекопа, молотобойца, печника.
Писал стихи, рассказы, фельетоны, печатался в районной газете «Рассвет Севера». Работал корреспондентом в газете "Красноярский связист" и других печатных изданиях.
1982 г. - после первой публикации романа "Большое кочевье" был принят в Союз писателей СССР, а в 1983 - на Всесоюзном литературном конкурсе им. М. Горького - молодому автору Анатолию Буйлову присуждена первая премия, затем премия Союза писателей СССР им. К.Федина.
1987 г.- окончил Высшие литературные курсы (Москва).
В 1990 г. вышел в свет сборник "Что с нами происходит? Письма из Сибири".
Принимал участие в деятельности различных патриотических организаций. С 1990 г.- идеолог Енисейского казачьего войска, есаул.
1994 г.- кандидат в Законодательное Собрание края от объединения "Русский путь", избран не был. Затем от активной политической деятельности отошел.
Имеет награды: медали 1 и 2 степени «За возрождение казачества», медаль "10 лет Енисейского казачества", "Железный крест Ермака", "Серебряный крест Ермака".
Женат, есть четверо сыновей и дочь.
Анатолий Ларионович, у Вас здесь просто замечательная усадьба, такой прекрасный воздух…
- Еще совсем недавно это место было глухим, мы жили совсем одни, а потом заасфальтировали дорогу, и столько людей сюда хлынуло, прямо Монте-Карло! Я прекрасно понимаю: недалеко от города и, в то же время, очень чисто. Когда моя семья переехала в Дивногорск, я сразу стал искать место, где бы можно было поставить вот такой дом. Пока я был промысловиком на Дальнем Востоке, у нас всегда земли - сколько хочешь было, не менее 30-40 соток на семью. Поэтому мы здесь и стали жить. Здесь котловина, она замкнута со всех сторон, из города смог сюда не проходит, а основные ветра идут с юга, так называемые - древние Манские потоки, как говорят экологи. Моя усадьба здесь занимает гектар и двадцать семь соток. Вот уже 13 лет летом, с пяти утра до полудня, я кошу траву козам – мы держим пять коз и козла, еще у нас 12 кур и петух. Вот там, ближе к берегу Маны – настоящая русская баня. Ко мне постоянно приезжает очень много гостей, и всех я непременно в бане парю, сначала березовым веником, а потом и крапивным. Кстати, на Руси крапива считалась самым целебным растением.
Вы с 12 лет пасли оленей, как Вам удавалось справляться с такой тяжелой работой, ведь современные дети в 12 лет еще полностью зависят от родителей?
- Из дома-то я ушел раньше, в 11 лет, попал в топографическую экспедицию в Магаданской области. В 11 лет я выглядел на все 16, поэтому и в экспедицию приняли с легкостью. Физически я был очень сильным. Кстати, потом, в армии я занимался борьбой, атлетикой, многоборьем, и мне это все очень хорошо давалось. После 7-летней оленеводческой жизни армейские нагрузки показались семечками. Чтобы стать хорошим оленеводом, только в учениках нужно пробыть не менее 3 лет. Представляете, участок тундры около 600 км нужно знать, как свои пять пальцев, четко представлять себе все стоянки, зимовки, уметь читать следы, чтобы найти отбившихся оленей и привести их в стадо. Я не коренной северянин, но я люблю Север, и мне больно слышать, как сейчас он умирает, потому что оттуда уходит молодежь. Учиться необходимо, но ведь не следует отрываться от корней, интернат – это вред. Австралия кормит весь мир тушенкой, потому что вместе с пастухами овец ездят и учителя, дети в итоге получают научные знания и не бросают родительскую профессию. Вот этот опыт нам и нужно перенять.
Анатолий Ларионович, расскажите, как Вы пришли в литературу?
- Я начал писать стихи с 17 лет, в тайге, карандашом, затем переправлял с каюрами в города, где издавались газеты. Стихи охотно публиковали целыми подборками, меня называли «молодым поэтом». Несмотря на то, что я почти не учился в школе, и образование у меня – неполных три класса, я очень много читал. В рюкзаке у меня всегда было полно книг, мне их привозили отовсюду, и я читал вечерами в чуме при свечке, пока каюры резались в карты.
Вы помните свое первое стихотворение?
- Семнадцать раз тайга желтеет,
Роняя листья и хвоинки,
Семнадцать раз листвою стелет
Узкие звериные тропинки.
Но первый раз в такую пору
Прошедшую весну мне стало жаль,
Когда поднявшись выше в гору,
Я посмотрел в седую даль.
О нет, не жаль мне прожитого лета,
Не жаль мне юности своей…
Пусть так же кружится планета,
Пусть будет так же все на ней.
- Оно немного философское, я тогда «под Есенина» пытался писать… Писал я в то время и рассказы, первый, который напечатали, назывался «За соболем».
У меня был интересный публицистический опыт, когда я в 19 лет, как раз перед службой в армии, написал фельетон «Эй, дубинушка, ухнем!» - о рыбозаводе на побережье Охотского моря. Дело было так: в устье реки год за годом переворачивались лодки с ценной рыбой из-за того, что вода ушла в другое русло, и река обмелела. Директор же завода ничего не хотел предпринимать, хотя работы там было немного – сделать небольшую дамбу, и река вернулась бы на прежнее место. После публикации моей статьи дамба была построена буквально за один день, а директора сократили с завода и отчислили из партии.
Как Вы приехали в Красноярск?
- Это произошло в 1987 году. До этого мы жили на Дальнем Востоке, но для моей жены там климат оказался непригодным. Сама она родом из Ленинграда, там влажный климат, а на Дальнем Востоке еще влажнее, как в парной бане, и мы вынуждены были переехать. Я как раз переписывался с Виктором Петровичем Астафьевым, он и пригласил меня к себе. Красноярск мне, естественно, не понравился – зачем мне такой громадный город? Я больше 20 лет прожил в таежном поселке, отвык от городов. Когда мне пришлось 2 года учиться на Высших литературных курсах в Москве, не знаю, как я там выдержал. А вот Дивногорск пришелся по душе – тихий, спокойный.
В Дивногорске у меня возник конфликт с местной властью. Глава городской администрации узнав, что я писатель, сказал мне: «Будем с вами сотрудничать: читайте лекции, повышайте культуру города». Я сказал: «Хорошо, я не буду отказываться от выступлений, но имейте в виду – я очень резко говорю и то, что обычно не нравится власть предержащим». Меня заверили, что сейчас перестройка, и можно многое говорить открыто. На наши беседы собиралась городская интеллигенция, да и все те, кому просто интересно было пообщаться, подискутировать. Мы обсуждали произведения русских писателей, которые вызвали наибольший резонанс в обществе. Это «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова, «Плаха» Чингиза Айтматова, «Все впереди» Василия Белова, «Печальный детектив» Астафьева и т. д. И на эти дискуссии собирались полные залы. Я, как ведущий, ставил вопросы остро, и сам же на них отвечал, и для 1987 года это было дико. В конце концов, меня пригласили в горисполком и сказали, что так нельзя, и вскоре литературные встречи прекратились.
Что же такого крамольного говорилось на этих встречах?
- Я говорил о том, что система изжила себя, и нужны перемены, говорил о наболевшем, метил, что называется, не в бровь, а в глаз. Это моя позиция не только охотника-промысловика, но и общественного деятеля. Считаю, что говорить о следствиях бессмысленно, когда есть явные причины.
Анатолий Ларионович, расскажите, как вы познакомились с Астафьевым? Какие у вас с ним были отношения?
- Я прочитал «Последний поклон» и написал Астафьеву письмо, как писатель писателю. Когда в 1983 году вышел мой роман «Большое кочевье», я подписал ему книгу и выслал, он ответил, и так завязалась наша переписка. Через некоторое время, когда я ехал через всю страну в Москву получать премию М. Горького, Виктор Петрович попросил меня заехать к нему в Красноярск на обратном пути. Вместо намеченных двух часов я пробыл у него целых три дня.
Отношения у нас с ним были очень сложные. Вначале было все гладко, а потом, после выхода некоторых его книг, что-то испортились. Мне показалось, что он в последнее время как-то озлобился, это сказалось на его повести «Печальный детектив». Я в письме высказал Виктору Петровичу свое мнение: “Художник имеет право писать любыми красками, самыми черными, любым тоном, но не должен, не имеет права, писать тоном раздражения и тоном судейским. Писатель может только сострадать и сопереживать. Даже Бог дает человеку право выбора, поэтому жаль, что Вы не смогли дать выбор своему герою».
Вот из-за этого мы с ним и вступили в долгую полемику. После мы, конечно, с ним встречались, но вели себя очень настороженно и натянуто.
Вас знают как известного тигролова, расскажите поподробнее об этом периоде в Вашей жизни?
- В 1971 году я переехал в село Вострецово, что на реке Яман, в Приморье, где жил знаменитый тигролов, Иван Трофимович Трофимов. Это был потомственный зверолов, всего за 40 лет работы он отловил 63 тигра. Мне помогла моя большая оленеводческая практика, где главным было умение читать следы. Через 2 сезона я уже был бригадиром. В общей сложности, за 20 лет я отловил для цирков и зоопарков 18 тигров.
Разумеется, поймать зверя намного сложнее, нежели просто убить его. За одним тигром порой надо ходить по месяцу – идешь на лыжах, по горам, с огромным мешком еды за спиной, ночуешь среди леса. Согласно заказам, мы ловили только тигрят, хотя маленькими их не назовешь, в среднем вес тигренка около 100 кг. Мать-тигрицу необходимо как можно дальше отогнать от логова выстрелами – стреляли в воздух по 100 и более раз, иначе она не уйдет, покружит и назад вернется. Дальше тигренка рогатинами прижимают к земле, связывают пасть и лапы и тащат до ближайшей трассы, и иногда на это уходит недели три. Если близко охотничья избушка – наша база, то, придя в нее, первым делом кормишь пленника. Начал есть – значит, все в порядке, будет жить. В экстремальных условиях тигр может не есть около месяца.
Главное, что нужно в тайге: ты должен чувствовать себя Охотником, иначе не выжить. Как только ты стал мыслить как Жертва – тайга убьет тебя. А в обычной жизни должен действовать тот же самый принцип: либо ты, либо тебя.
В вашей жизни было время, когда вы отдыхали по-настоящему?
- Перед Высшими литературными курсами я на 20 дней заехал в Белокуриху и хорошо отдохнул в санатории. Это был мой первый отпуск, и, может быть, последний. А до этого я вообще понятия не имел об отдыхе. Сейчас я зимой пишу, а летом работаю на земле.
Откуда же силы у вас берутся?
- Земля дает. А раньше тайга давала.
Расскажите про документальный фильм, который о Вас сняла телережиссер Лидия Боброва.
- Лидия Боброва – наша общая знакомая, моя жена дружила с ней. Ко времени съемки фильма я уже был тигроловом, уже написано было “Большое кочевье”. Лидия приехала и попросила сняться в документальном фильме о взаимоотношениях человека и природы. Я сам написал сценарий к фильму под названием “Я верю”, действие которого происходило в низовьях Амура, где и находился мой охотничий участок. Там были сотни и тысячи кубометров леса, затопленного и брошенного в бухтах. Там возникало множество лесных пожаров, ущерб от которых постоянно занижался. Однако ни один контролер в эти места нос не совал. Вот это все мы и начали снимать, и скоро стало понятно, что это не просто слащавый фильм о природе. И, несмотря на множество препятствий, мы сделали фильм на целых 45 минут. Демонстрировался он дважды по Хабаровскому телевидению, а затем на меня пришла разоблачительная анонимка. Вот из-за нее фильм был размагничен, то есть, уничтожен.
Анатолий Ларионович, какие у вас творческие планы?
- В мае следующего года я собираюсь на побережье Охотского моря – собирать материал для продолжения «Большого кочевья». Все, что мне нужно – это приехать на Дальний Восток с фотоаппаратом и тремя сотнями пленок к нему. Хочу пройти по тому же пути, что и много лет назад, прошагать по побережью 4500 км. Конечно же, там многое изменилось, потому что человек наступает на природу и губит ее. Но пока есть силы и возможность, я побываю там.
Беседовала Татьяна Сальникова.
