Главная
>
Статьи
>
Культура
>
«Горькие слезы Петры фон Кант», Красноярский театр юного зрителя

«Горькие слезы Петры фон Кант», Красноярский театр юного зрителя

03.12.2014
2

«Горькие слезы Петры фон Кант», Красноярский театр юного зрителяЖесткий и формалистичный фильм Райнера Фассбиндера, среди холодных красот которого притаилась тонкая драма с социальным подтекстом, сравнивать с новым спектаклем правобережного ТЮЗа можно и нужно: детище режиссерской лаборатории, где кинематографический язык пытались перевести в театральный, камерная постановка Юлии Ауг должна говорить что-то внятное, отличное от классической ленты и при этом самоценное — иначе зачем всё это затевалось?

У Фасбиндера — салонный ландшафт светлых тонов, порочная роскошь костюмов, приглушенные эмоции, скупые жесты среди парада статичных крупных планов. У Ауг — черный и багровый цвета, заляпанные зеркала невзрачной комнаты-ателье, аскетичные наряды и, в пику — истошность чувств и эксцентричность движений. В разных условиях акценты тоже расставлены по-разному: здесь модельер Петра фон Кант, которую играет Светлана Шикунова, не просто ось мироздания, но ещё и единственный заслуживающий внимания, страдающий субъект среди множества объектов предметного мира. Недаром по окружности сцены высятся безликие манекены — посещающие этот сюжет герои лишь слегка одухотвореннее костюмных болванчиков, не могут служить жизненными стимулами для своенравной эстетки и в лучшем случае способны вызвать у неё лишь горькие слезы.

Иначе выстроены и взаимоотношения между персонажами: стоическая, молчаливая служанка-ученица Марлен в фильме — пуля, которая уже послана в ствол, ласточка на низком старте, ради свободного полета которой, не в последнюю очередь, и сочинена вся эта история. Спектакль же использует Марлен как последнюю соломинку, призванную сломать спину верблюду, весь её полезный функционал — финальный демарш, который даже не является бунтом, что подчеркивается слегка ребяческим со стороны режиссера обыгрыванием ангельской символики. Юная и легкомысленная модель Карен — почти уйальдовский идол влюбленной в неё Петры — в исполнении Ольги Буяновой эмоционально куда жестче экранного прототипа: в полной мере фарфоровая куколка, без единого намека на какую-либо интимную привязанность к своей неудачливой поработительнице. Высушены и закомичены остальные герои.

В постановке ещё видны эскизные шрамы: между явлениями зияют огромные пустоты, неряшливо прикрытые классической музыкой и неинтересными перемещениями служанки, персонажи «входят» в игру со зрительского ряда, удаляются же иногда туда, иногда — в коридор. Противоречиво сочинен быт, из которого буржуазная Петра, по идее, должна вырастать. У Фассбиндера была условность, здесь же появляются даже приметы времени вроде сотового телефона. Как воронка, закручивает в себя внимание огромная кровать в самом фокусе сцены, а ряд милых предметов вроде винтажного телефонного аппарата или старой печатной машинки много сообщает нам как о личности главной героини, так и о восприятии её режиссером. Однако не хватает какой-то важной неназванной детали, которая сообщила бы изящество всей этой конструкции, тогда как офисные стулья — места которым в жилище дизайнера нет быть не может — напротив, маргинализируют всю картинку, внося в неё неожиданное мещанство.

Таким образом, изображенное Фассбиндером тонкое психологическое противоборство, где хищники и жертвы то и дело меняются местами, сменяется привычной трагедией отчуждения одинокой гордой женщины — постепенно разуверяющейся в своем умении держать весь мир на плечах без посторонней помощи. Каждая минута, когда Петра в спектакле не говорит и не действует — фактически потерянная минута, потому что только её страсть разгоняет всеобщую монотонность темного сценического пространства. Предугадываемое, но не реализуемое эротическое напряжение телесно. Фактически, это подмена интеллектуального сопереживания героине душевным состраданием — резко принижающая специфичность происходящего, однако и приближающая его к зрителям. Такая препарация заставляет подозревать, что в спектакле спрятана персональная режиссерская история — слишком личная, чтобы её мог считать посторонний человек, но сцепляющаяся со зрительским опытом исключительно благодаря своей горячности. На премьере «Горьких слез» большая часть публики была женской — наверное, некоторые из них могли бы рассказать похожие вещи.

фото: www.ktyz.ru

Рекомендуем почитать