«Город, где я» смикширован режиссером Никитой Раком из двух не самых известных текстов популярнейшего российского драматурга Ивана Вырыпаева — одноименной пьесы и прозаических «Сентенций Пантелея Карманова». Оба произведения непросты для восприятия и поначалу кажутся не более чем словесным мусором, в котором, однако, то и дело сверкают то фальшивые бриллианты, то острые канцелярские кнопки. Первые — это банальные как-бы-мудрости, и их автор издевательски закладывает в карманы жадной до писательских откровений публики. Вторые же он периодически подсовывает под пятые точки зрителей-эрудитов:
«А мир то конечен. — Да, я читал об этом у Розанова. — А мир то бесконечен. — Да, я читал об этом у Достоевского. — А жизнь то бесполезна. — Да, я читал у Беккета. — А любовь то проходит. — Читал у Толстого».
Унылые и неказистые ангелы ищут контрапункт, сиречь предельно ярко воплощающий жизненный смысл парадокс, в «усыпанном волшебством» Иркутске, а взращенный из достоевщины и гоголевщины Карманов ищет любовь среди жестокости и подлинную свободу на «отрезке времени от бирки до бирки» — той, что на запястье у новорожденного, и той, что на ноге у постояльца морга. И те и другие, впрочем, плохо скрывают, что на самом деле занимаются богоискательством, — типичный вырыпаевский квест, принимающий в данном случае форму некоей кантаты блаженных дураков. Что, конечно, тоже своего рода контрапунктирование.
Визуально же происходящее напоминает жесткий арт-хаус. Среди заводского пейзажа артисты Анастасия Малеванова и Станислав Линецкий как те самые юродивые на паперти: гремят железками, подпевают Вертинскому, паясничают, гримасничают и пританцовывают — и все время ведут диалог не то друг с другом, не то друг сквозь друга, прямиком в зрителей, макая тех лицом в чан с анекдотично мрачным, подчас людоедским абсурдом.
Герой слушает историю: некий человек безумно любил женщину, а она любила его обычно; он выколол ей глаз штопором, чтобы она тоже взбесилась, но ничего хорошего из этого не вышло, и тогда человек утратил веру не только в любовь, но и во всё остальное на свете.
«Неужели я тоже мог бы схватить со стола штопор любви и сделать свою жену циклопом, неужели я тоже способен любить?» — размышляет после этого герой. Чудовищный логический перевертыш — на самом деле рядовое явление для обывателя, напрочь утратившего контакт с истиной и подменившего вечные смыслы уродливыми представлениями о сокровенном. Он — мертвец, который не хочет признавать, что мертв, и таких вокруг — великое множество
Играют спектакль увлеченно, с каким-то даже хулиганским азартом, но также и с чуть заметным недоверием к публике: не затеряется ли та в смысловых дебрях? Эта неуверенность ощущается и отдается в зале не лучшим образом: первая эмоция по итогам просмотра этого смешного, неглупого и по-своему увлекательного спектакля — не страх, а недоумение, помноженное на панику рационального сознания. Важно понимать, что тексты Вырыпаева всегда кажутся сложнее и тоньше, чем они есть на самом деле, равно как и то, что от артистов они требуют характерной отстраненности по принципу «я — актер, а не Гамлет, хотя и произношу его слова». Для того чтобы и не повестись на словесное витийство, и не упустить скрытый за общей ненавязчивой забавностью происходящего гуманистический пафос, придется сделать усилие.