Хал совсем не похож на типичных профессоров, как мы их себе представляем. Но при этом ему удалось добиться настощей популярности и доказать, что наука может быть интересна и понятна любому человеку, в ней есть место юмору, легкости и азарту.
Как вышло, что вы стали заниматься популяризацией науки?
Поначалу моя научная карьера, мягко говоря, не складывалась. До такой степени, что в какой-то момент я бросил всё и пошёл служить в полицию. Но затем мне предложили место преподавателя в Южной Африке, в ЮАР. И, хотя я был в конце списка претендентов, работа в итоге досталась мне: там шла гражданская война, все остальные просто отказались ехать.
Так я стал преподавать химию в университете Натал в Дурбане. Студентами были и темнокожие, и индийцы, почти все — с очень низким уровнем знаний. Поэтому, чтобы они хоть что-то понимали, приходилось прибегать к уловкам и превращать каждую лекцию в мини-шоу. И, действительно, слушатели лучше воспринимали материал!
А ещё мне помогала ассистентка — русская аспирантка. Когда случались какие-то технические неполадки, она начинала кричать с жутким акцентом «Ит из нот май фолт!» («Это не моя вина!»). Мы ссорились буквально как муж с женой, выглядело это забавно. Так я понял, что, добавив в лекции немного юмора, можно расширить границы понимания. А ещё, что мне нравится преподавать химию.
Почему же вы уехали из Южной Африки?
Встретил будущую жену, и мы решили вернуться в Великобританию. Подписал контракт на один год с Брайтонским университетом. Думаю, это был верный шаг, потому что вот уже 22 года сотрудничаю с ним и не собираюсь ничего менять.
Есть мнение, что наука должна оставаться закрытой для профанов, а популяризаторы делают её легковесной. А вы как считаете?
Очень рад этому вопросу. Действительно, наука (а точнее, люди, которые себя с ней отождествляют) пытается отделить себя от общества. В Британии, как и в России, профессура — немногочисленная, закрытая каста. Но, например, в США многие из ученых понимают: знания необходимо передавать как можно большему количеству людей, а значит, нужно взаимодействовать не только со своим «высоколобым» окружением. Придерживаюсь такого же мнения. Да, я не могу заниматься заумными исследованиями, как некоторые из коллег. Но зато они не в состоянии привлекать внимание к науке большого количества людей — а я в этом очень хорош!
Как в университете относятся к вашей деятельности?
В Брайтонском университете мне очень повезло с начальством, которое не только одобрило и поощрило мою деятельность, но и предоставило финансирование. Думаю, не многие поступили бы так же, и я очень благодарен.
Однако большинство коллег начали воспринимать меня всерьез только через десять лет, когда я активно участвовал в различных телешоу. В университете даже была создана кафедра «общественного понимания науки», профессором которой, одним из немногих в Великобритании, я стал.
Не теряете ли вы авторитет у студентов из-за манеры ведения занятий?
В нашей стране преподаватели, которые разговаривают со слушателями на одном языке, пользуются ещё большим уважением. По отношению к профессуре в любом случае соблюдается дистанция, которая не позволяет дойти до фамильярности. А ещё студентам известно, что я преподаю бокс. Так что, если кто-то попытается оспорить мой авторитет на лекции, неизбежно проиграет, потому что знание — сила (смеется).
Расскажите о ваших детях, они увлечены наукой?
У меня трое детей: два мальчика, 15 и 11 лет, и дочка, ей 4 года. Старшие уже утомлены наукой: «Опять этот жидкий азот!». Они не думают, что им повезло с папой (смеётся). Но все равно любят шоу, на которых что-то взрывается.
Дочка с удовольствием ездит на научные представления. Как-то у меня было шоу в Имперском колледже Лондона, я спросил у студентов, какова точка кипения жидкого азота. Никто не мог вспомнить, а дочка ответила: «-196, папа». Это было очень мило. Язык науки универсален, его понимают все.
Как вы попали на телевидение?
Это произошло 16 лет назад, совершенно случайно. В университете на Рождество демонстрировалось химическое шоу, телевизионщикам понадобилось нечто подобное: они «погуглили» и наткнулись на мои контакты. В первый раз я демонстрировал эффект хемилюминесценции: смешивал реактивы, которые начинали светиться, помещал их в лабораторные колбы и украшал ёлку. Меня пригласили на телевидение раз, другой... А дальше включилось «сарафанное радио», посыпались приглашения на другие телеканалы и на радио.
Популяризация науки — целая индустрия. Вы следите за тенденциями в этой сфере?
Десять лет назад был всплеск популярности научно-популярных книг, затем начали усиливать свое влияние научно-популярные телепрограммы. Признаться, меня это сильно раздражало, ведь большинство авторов фокусируется на самом шоу, а не науке. Иногда в пользу эффектности искажались данные. Когда я делаю шоу на телевидении — наука всегда на первом месте.
Насколько оплачиваем труд популяризатора в Европе?
Я получаю профессорское жалование. По сравнению с другими членами общества это недурно. И, что немаловажно, в своей работе я чувствую себя хозяином. Разрабатываю собственные курсы (например, сейчас очень захватила тема зарождения Вселенной).
А ещё постоянно получаю новые знания. Защитил степень по экономике MBA, завершил курс маркетинга, а сейчас получаю юридическое образование. Это позволяет помнить, каково это — быть студентом.
В каких странах, на ваш взгляд, наука успешно продвигается в широкие слои населения?
В Британии. В США. Также впечатлило мероприятие, на которое меня пригласили — Всероссийский Фестиваль NAUKA 0 +. Важно, что в вашей стране популяризаторство поощряется не только в Москве, но и довольно далеко от столицы. И вот я здесь. Понравилось, как фестиваль был организован в Красноярске. Я видел, пришли очень много детей, и все были в восторге. Может быть кто-то из них, вдохновившись, повзрослеет и изобретет лекарство от рака.
Знаете о красноярских ученых, институтах, компаниях, которые занимаются высокотехнологичными производствами?
Нет, и в этом и заключается проблема. Россия сейчас одна из тех стран, которая развивает инновации, однако об этом очень мало знают за её пределами, ведь Европа и США замкнуты на себе.
Готовы ли вы покинуть Брайтон и преподавать в России, например, в СФУ?
Зачем нам всем нужна популярная наука?В марте я еду в Казахстан, где буду обучать казахстанских коллег своему делу. Я открыт для всего нового. Для меня было бы честью сотрудничать с российскими университетами.
Какие результаты своей работы вы видите?
20-30 лет назад наука была очень далека от простого человека. У большинства господствовал стереотип, что ученые — это пожилые люди в белых халатах и с бородой, которые занимаются чем-то непостижимо сложным. Я доказываю: в науке есть место и обычным людям. Вижу, что результат у моей работы — есть. С десяток студентов поступили в Брайтон, потому, что когда-то увидели меня по телевизору.
Всё, что я делаю, распространяется, как волны по морской глади, и вовлекает в мир науки все большее количество людей.
Наталья Машегова специально для интернет-газеты Newslab.ru
