В тайге «блудануть» может любой
Мой отец работал слесарем-станочником на химкомбинате «Енисей», пока не ушел на пенсию по инвалидности в 1999 году. У него удалили почку из-за опухоли, которая была в 2 раза больше самого органа. Опухоль эту он, скорее всего, «заработал» в Чернобыле. Он ликвидатор, кавалер ордена Мужества.
С лесом отец всю жизнь «на ты». В то место, где он потерялся, с друзьями отец выезжал уже шестой раз. Но «блудануть» в лесу может даже тот, кто много лет подолгу бывает в тайге. Факторов для этого очень много, начиная от обезвоживания и заканчивая травмой головы. Это может быть даже просто резкий перепад атмосферного давления — хватит для того, чтобы человек был дезориентирован.
Отец с друзьями разошлись в тот день по хребту, чтобы собрать грибов на ужин. Разбрелись всего метров на 200 друг от друга, совсем недалеко были. Но около 6 часов вечера пошел ливень. Ближе к осени в такое время, да еще и в непогоду, в лесу темнеет мгновенно. Ничего не видно. Скорее всего, отец вышел не на ту сторону хребта и ушел в другую сторону от лагеря.
Первые дни после пропажи
Друзья отца всю ночь его искали сами, а утром в четверг вскрыли машину, завели ее и поехали в деревню. Обратились к участковому в ближайшем поселке Мина. Он отреагировал сразу, хотя там была сложность — Мина находится в Партизанском районе, а отец потерялся в 34 километрах от нее, в Саянском районе. Но участковый собрал местных мчсовцев и они поехали в лес искать. Они потом у него спрашивали, почему не сказал, куда везет. Участковый объяснил: «Иначе вы бы не поехали. А мне проще все сделать, что от меня зависит, и совесть свою успокоить».
Но результатов поиски не дали. Следующая «раскачка» получилась очень долгой. Людей и технику приходилось выбивать — просили 100 человек и 10 квадроциклов, так как зона поиска очень большая, но полиция заявку в МЧС отправила всего на 10 человек и 1 единицу техники.
Для сравнения, через какое-то время в Красноярском крае потерялась семья. Так там сразу нагнали только от МЧС 127 человек плюс подтянулись волонтеры. Раз-два, и они работают. У нас же максимально было 15 спасателей на такую огромную территорию вдалеке от трасс.
Волонтеры «Поиск пропавших детей» два раза нам помогали, привозили людей. Ходили, искали. Но, к сожалению, люди все работающие, плюс других поисков много было. Они приезжали и в тот же день уезжали обратно в город. (Между Красноярском и Миной почти 200 км — это минимум 3 часа пути, плюс еще 35 км в одну сторону до места поисков по лесной дороге). А мы выезжали из города в пятницу вечером. До Мины добирались в 11-12 ночи, а потом еще около 34 км до лагеря. Там дороги нет, тропы с серьезными бродами. На месте были к 3 часам утра, разбивали лагерь, ложились отдохнуть, а утром начинали поиски. Завершались они вечером в воскресенье.
В общем, когда мы дело взяли в свои руки, 40 квадратных километров тайги прочесали «под гребенку» — не учитывая деревни.
Взяли ответственность на себя
Мне сразу было понятно, что надо брать ответственность за поиски на себя. Надежды у меня ни на кого не было с самого начала. Спасатели в итоге работали до 22 сентября — это меньше месяца с момента исчезновения отца.
Я бросил клич по друзьям, начал собирать группы. Первый раз удалось набрать 120 человек с лишним. МЧС нас координировало, но их было очень мало, координация оставляла желать лучшего, но парни старались.
На второй этап поисков приехало 75 человек. Мы снова попросили координацию. Когда мы уже выехали из города, нам из полиции позвонили и сказали: «Сегодня мы не успели мчсовцев загрузить в лес, но завтра к 7 утра у вас 100 % будет три бригады. Одна от КГКУ (краевые спасатели), вторая — РПСО (федеральные спасатели МЧС) и еще какие-то 7 человек. То есть у вас точно будет 21 спасатель. Они вас скоординируют».
Мы приехали в Мину, оставили там часть людей, а потом рванули в лес. Мы очень устали, но ночью поставили базовый лагерь, разбили максимально возможное количество палаток, что-то сварили на утро. А когда проснулись, поняли — никаких бригад не будет. Нас просто кинули.
За тебя никто ничего не организует
Я не вижу смысла в писании каких-то жалоб, потому что это ничего не даст. Объединять свой опыт, писать какие-то пособия для того, кто попал в схожую ситуацию, я тоже не вижу особого смысла. Потому что силы у всех разные.
Главное в подобной ситуации в первый же день, когда человек пропал со связи, когда стало понятно, что он потерялся, сразу начинать обзванивать все инстанции. Одному человеку это невозможно сделать. Надо звонить волонтерам «Поиска пропавших детей», в «Лизу Алерт», в полицию. Нельзя сидеть и ждать, что кто-то за тебя это организует. Надо самому собирать людей.
Но для того, чтобы такие поиски организовать самому, нужно обладать способностями Юлия Цезаря: уметь всё и знать всё. У нас с братом было разделение: он общается с государственными структурами и работает в базовом лагере в Мине, а я гоняю по лесу. С поисками нам помогали друзья, моя инициативная группа. Ребята большие молодцы. Например, один друг сказал, что он не очень опытен в лесу, но взял на себя снабжение. Он искал, где подешевле что-то купить, заказать, бензин найти. Другой склад предоставил, третий еще что-то.
Вообще мне очень повезло, что я сам турист и у меня много знакомых туристов. Важно брать людей, которые сами ориентируются в лесу, иначе потом половину людей придется искать. Думать надо обо всем, в том числе о том, как сохранить людей, за которых ты взял ответственность, которых повез в лес.
Ведь бывают опасные моменты даже там, где ты их не ждешь. Например, с нами поехала одна женщина, которая все время была в лагере — готовила еду, кипятила чай, по лагерю что-то делала. Так вот однажды она попыталась побрызгаться из баллончика от медведей — а это как перцовый баллончик вместо дезодоранта использовать. Но все обошлось.
Поиски получились очень затратными. Мы потратили порядка 900 тысяч рублей. Плюс люди помогали, скидывали что-то. Расходилось все влёт — бензин, еда, плюс ремонт техники. На поиски я ездил на отцовской «Ниве». После каждого выезда ее приходилось чинить. В общем, накопления все ушли.
Страшно опустить руки
За время поиска мы осмотрели очень большую территорию, проверили больницы и ФАПы по всем населенным пунктам, которые находятся в радиусе 50 км от места исчезновения. Мы развесили в деревнях ориентировки, а потом несколько раз выезжали, чтобы поговорить с местными жителями, проверить заброшенные дома.
В лесу мы провели больше 2,5 месяцев (до середины ноября). За это время находили много разных предметов — начиная от складного ножа и заканчивая одеждой. Но среди них не было ни одной, которая принадлежала бы отцу. У него было правда, немного — канистра для ягоды, кепка, нож и одежда.
Отсутствие находок позволяет исключить нападение дикого зверя — в этом случае мы нашли бы что-нибудь, следы борьбы. Плюс к этому, место много раз проверяли не только люди, но и собаки. Если бы отец умер, был бы запах. Но его никто не чувствовал. Так что складывается впечатление, что отец из леса просто пропал.
Сейчас мы проверяем информацию, которую получили во время поисков. От этого может зависеть их дальнейший ход. Кроме этого мы пытаемся размотать клубок событий с самого начала. Для этого нам надо найти еще одного человека, поговорить с ним.
В лесу пока поиски продолжать бесполезно. До конца весны минимум там снег, он все скрывает. Помощи нам ждать неоткуда — на наши звонки после того раза, когда обманули, теперь просто никто не отвечает. Но это не страшно. Страшно опустить руки.
Какой вывод из всего? Лучше всего не теряться. Для этого у человека, идущего в лес, должен быть GPS-трекер.
Если все же что-то произошло, при контакте с организациями нужно проявлять настойчивость, настойчивость и еще раз настойчивость. Постоянный контроль нужен за их деятельностью, чтобы 100 человек не превращалось в 10.
Интернет-газета Newslab,
фото из личного архива
