Молодежный театр-студия «Шлагбаум», который в нашем городе имеет статус образования не только творческого, но и субкультурного, некоторое время назад поставил новый спектакль под названием «Кухня» (режиссер Людмила Ефимова). Установленная очень высоко даже для театра со статусом народного, планка была сбита — с грохотом и кучей синяков.
Для начала следует сказать, что «Кухня» — это одна из наиболее известных пьес «раннего» Максима Курочкина; написана она была специально для и под Олега Меньшикова, из чего уже можно делать вполне конкретные выводы касательно центрального персонажа. Текст сложный, испещренный аллюзиями и историческими мифологемами, расчерченный узорами упоительной стилистической игры (а стилиста лучше Курочкина в современной русскоязычной драматургии пока не замечено). Прочитав его первый раз глазами, легко не просто перепутать север с югом, но и усомниться в том, что автор в ладах с логикой, поскольку все сюжетные коленца никоим образом не влияют на драматургический конфликт.
Конфликта этого вообще в пьесе нет — он в головах у зрителей. Читали «Песню о Нибелунгах»? Помните, как коварный Хаген подло убивает героя Зигфрида, выпытав секрет неуязвимости того у его жены Кримхильды? Знаете о роли в заговоре короля бургундов Гюнтера и его жены, могучей Брюнхильды? Догадываетесь, за каким из героев прячется Бич Божий Аттила? Если нет, то вам придется очень трудно, так как автор, взявшийся за интерпретацию небольшого кусочка из знаменитого кровавого эпоса, ничего объяснять не намерен; более того, он безжалостно рвет пространственно-временной континуум, периодически выдергивая персонажей из условного средневековья и перемещая их на обычную кухню в богатом доме, где Кримхильда становится безмолвной уборщицей, Зигфрид — беспечным любовником, и только Гюнтер то ли помнит о предыдущей своей инкарнации, то ли попросту издевается над присутствующим. К слову, ничего символического в образе кухни тоже нет — это просто забавная площадка, которая позволяет автору подпустить ещё большую абсурдинку в эпический сюжет и от души похулиганить.
Очевидны три вещи. Во-первых, что ставить такую вещь можно лишь фронтально — буквально по тексту, следуя всем без исключения намекам и зацепкам, которые там оставил драматург. Во-вторых, что такая постановка требует могучего актерского ансамбля, иначе сложнейшая система образов превратится в кашу; очевидно, что такой текст не по плечу многим из профессиональных театров, не говоря о любительских. Даже с учетом неплохо поставленной сценической речи и общей энергичности труппы, в обойме «Шлагбаума» лишь один интересный и сильный артист — Константин Осьмуха. Наконец, важно понимать, что пьеса вовсе не о преданности и предательстве под аккомпанемент поварешек — а именно этот мотив пытается вытащить «Шлагбаум»; на самом деле, часть персонажей пытается упорядочить мировой хаос, реализоваться в современности и до последнего думает, что контролирует происходящее, другие же самозабвенно отдаются во власть мифа.
Так, Гюнтер (который мыслит себя олигархом, но притворяется королем бургундов) предлагает снова убить Зигфрида, чтобы вернуть легенду на круги своя и жить дальше; Кримхильда (которая мыслит себя Кримхильдой, а никакой не уборщицей), жаждет крови за убитого мужа. Первый будет наказан за мнимое всезнайство и попытку управлять судьбой, когда в окно вдруг влетит стрела, а вместо милицейского спецназа в комнату ворвутся свирепые гунны. Вторая же наказана Курочкиным в ироническом послесловии, где она обречена молчаливо подметать мусор и рыдать над целлофановым пакетом. Послесловие в «Шлагбауме» просто вычеркнули из постановки, не сумев его осмыслить и как-то истолковать.
Не получилось и эффектно донести до зрителей неумолимое, почти сюрреалистическое наползание одной реальности на другую, сквозь швы между которыми просачиваются те самые гунны, которых не остановить вилкой для сыра. В случае с сегодняшним пациентом не только актерский, но и режиссерский инструментарий крайне беден: гаснет свет, звучит ренессансный Blackmore’s Night — и вот уже кастрюли и тазы заменяют неосязаемые ландшафты времен германских рыцарей. Тональности средневековья переданы при помощи тягучих рефренов, любовь к которым в «Шлагбауме» воистину патологична; тональности современности — рекомендациями повышать голос до максимума или выплевывать слова скороговорками. Зачем смотреть такой спектакль (в отличие, например, от их же слегка утомляющей, но эффектной «Антигоны») совершенно неясно, однако же люди идут; люди, объяснитесь?
фото: vk.com/teatr_shlagbaum
