Плетнев так растягивает концерт Брамса в первом отделении, как будто наматывает на кулак жвачку — кто делал, тот знает, как нужно методично и осторожно тянуть — зрители в экстазе, восторг течет по проходам к сцене, аплодируют после каждой части, будто она последняя, после первой пианисту (македонец Симон Трпчески) даже вручают букет — нелепее ситуации не придумаешь, но Плетнев спокойно продолжает дальше.
Здесь не об этом: во втором отделении в исполнении «национального» звучат оркестрованные Плетневым вещи, в частности, переложение органной Токкаты и фуги ре минор. Где-то в глубине сцены как будто маленький орган вдруг издает знаменитый мордент, потом — октавой ниже, и — по нарастающей воспроизводит все эти мелодичные, грозовые, наступательные, раздувающиеся звуки. Музыкантов на сцене так много, но все они в расслабленном положении ждут — и звук все еще из глубины шумит — конечно, не орган, а духовые: раздуваются мощные легкие, широкие меха и начало сотрясет стены зала.
Необходимость переложения органного произведения, как бы сольного, но полифонического, во что-то, требующее полсотни человек — дело странное, но Плетнев, кажется, слишком в себе уверен, и его спокойные руки, пожалуй, больше спокойные, чем всегда, управляют этим организмом со всех сторон. Здесь он не только искусный руководитель, но человек, чьи уши слышат вместо «одного» — «много», словно воспроизводят принцип композиторского письма Шостаковича, который был оглушен сразу всем оркестром. Каждый сантиметр нотной пленки кричит о том, что это не орган, звуки пытаются имитировать, но в какой-то момент, уже в середине, когда над сценой уже летает фуга, неумолимые скрипки выводят свои мелизмы, и, кажется, нет ничего более издевательского, как вместо внушительного, возбуждающего, избыточного самого по себе органа слушать что-то еще. Но у оркестрованной «токкаты и фуги» есть невероятный шарм: когда-то церковная по сути музыка, такая камерная, требующая куполообразного потолка, становится принципиально иной, то есть получает в свой арсенал оттенки симфонической. И тут оказывается, что оркестр, эта армия деревянных и медных, щипковых и барабанных делает что-то священное: это благоговение перед музыкой, разложение на множество голосов и обратная сборка, духовой (духовный) звук — это не иначе, как чудо.
Концерт Российского национального оркестра под руководством Михаила Плетнева проходил в рамках VIII Красноярской ярмарки книжной культуры, при поддержке Фонда Михаила Прохорова.
фото Татьяны Весниной
