Петр Михайлович, традиционно декабрь — время подведения итогов год. Каким 2015-й был для ГХК, сказались ли на работе комбината экономические санкции и политическая обстановка?
Санкции и политика на отрасли сказывают незначительно. На сегодня у «Росатома» портфель заказов за рубежом превышает отметку в $100 млрд, все проекты успешно реализуются. Хотя определенное давление есть: не всем странам нравятся успехи атомной отрасли России. Если говорить более предметно, о «Горно-химическом комбинате», то для нас этот год стал одним из самых тяжелых за последние 10 лет.
С чем это связано?
50 тыс руб. — средняя зарплата сотрудников
25% — доля сотрудников до 35 лет
Источник: ГХК
В этом году мы на ГХК ввели семь новых объектов федерального уровня — не знаю ни одного другого предприятия в Красноярском крае, которое бы вводило такой объем объектов в течение одного года. Стройка колоссальная, все объекты очень сложные и это потребовало большого напряжения сил. Если говорить языком цифр: 2015-й стал годом завершения семилетней федеральной целевой программы (ФЦП) обеспечения ядерно-радиационной безопасности, в рамках которой строились новые объекты ГХК. Из 95 млрд рублей финансирования программы ¾ всех средств получил именно наш комбинат — новые объекты были построены за те деньги и в те сроки, которые предусмотрены государством. ФЦП выполнена на 108,5%.
Важно понимать и то, об объектах какого уровня мы говорим — это не стандартизированные проекты, а хай-тек — самые современные мировые технологи в области атомной энергетики. К примеру, один из самых крупных вводов этого года — завод по производству МОКС-топлива. Сегодня в мире нет аналогов подобному производству, оно сконцентрировало в себе все лучшее, что есть в России и за рубежом. Завод получился уникальный — с очень высоким уровнем автоматизации, а значит, и безопасности — для атомщиков это приоритет.
Каковы перспективы этой технологии?
Сегодня мы производим МОКС-топливо для реактора БН-800 на быстрых нейтронах, размещенного на четвертом блоке Белоярской АЭС. Но что принципиально, именно реакторы такого типа, а значит, и МОКС, станут прототипом реакторов для атомной энергетики будущего.
Кроме этого, мощности завода позволяют нам занять еще одну перспективную нишу — производства так называемого ремикс-топлива для тепловых атомных электростанций. Мы уже активно прорабатываем этот вопрос. Свою заинтересованность в ремикс-топливе подтвердили Япония, США, Франция.
И, пожалуй, самый главный момент: важно понимать, что мы говорим не только о новых продуктах (МОКС-топливе, ремикс-топливе), но и о принципиально новой ступени развития атомной отрасли.
По сути, речь о замыкании ядерного цикла, создании безотходной технологии. Кто первым сможет это сделать, тот и будет лидером на мировом рынке.
Запуск завода по производству МОКС-топлива — важный шаг в этом направлении.
Получается, что в направлении энергетики ГХК работает на другие регионы, но не на Красноярский край.
Это неверно. Да, в нашем регионе нет атомной электростанции, поэтому здесь не востребовано топливо, которое мы производим. К слову, во время последнего визита в регион главы «Росатома» Сергея Кириенко я выступил с предложением разместить в крае АЭС. Это важно, в первую очередь, с точки зрения энергетической безопасности. Авария на Саяно-Шушенской ГЭС показала, что у нас есть «узкие» места. Все виды генерации — атомная, гидро, тепловая — должны развиваться равномерно, по такому пути идет весь мир. Если есть проблемы в одной генерации, скажем, низкая водность — она случается раз в пять лет, этот «пробел» заполняют другие виды.
Что касается вопроса о «работе на другие регионы» — цифра, которую я уже озвучивал: 75 млрд инвестиций в ГХК. Это деньги, которые пришли в Красноярский край и остались здесь не только в виде налогов. Это рабочие места, это подряды на строительство и изготовление оборудования — значительную часть из них мы размещали на предприятиях Красноярского края. Вряд ли, кто-то кроме нефтяников и «Норникеля» может говорить о том, что привлек в Красноярский край инвестиции такого масштаба.
О каких еще разработках ГХК можно говорить как о «технологиях будущего»?
Таких проектов несколько — сегодня «Горно-химический комбинат» стал, выражаясь современным языком, системным интегратором инноваций на базе прорывных технологий. Скажем, проект по производству Никеля-63, его часто называют «атомной батарейкой» со сроком службы 50 лет — без преувеличения, технология эта уникальная и прорывная. Свойства такой «батарейки» в разы лучше показателей самой современной на сегодня ион-литиевой батареи: она компактнее и будет работать в пять раз дольше. Немного деталей: период полураспада Никеля-63 — 100 лет и он дает мягкое бета-излучение. Что это означает на практике? Во-первых, элемент не представляет никакой угрозы ни для человека, ни для экологии. Во-вторых, на его основе можно создать батарейку со сроком эксплуатации 50 лет. Медицина, космос — сфер, где будет востребован такой продукт, очень много. Наши специалисты уже общались со швейцарскими клиниками — кардиологи говорят, что им такая батарейка нужна как воздух. Сегодня в кардиостимуляторах используется плутониевая батарейка, она токсична и требует замены раз в 5-7 лет.
Нюанс в том, что Никель-63 в природе не существует, он синтезируется на основе элемента Никель-62. Но именно у нас есть уникальная для мира технология, которая позволяет обогатить Никель-63 до 80-90%, а не до 20%, как в остальном мире. Сейчас мы работаем в этом направлении и ориентировочно в первом полугодии 2017 года получим первую никелевую батарейку.
Ведет ли комбинат какие-то проекты в направлении активно развивающейся в России ядерной медицины?
Один из итогов этого года — ввод в эксплуатацию пускового комплекса самого современного в мире опытно-демонстрационного центра. В нем будут отрабатываться новейшие технологии переработки отработавшего ядерного топлива (ОЯТ), необходимые для замыкания ядерного топливного цикла. Одна из таких технологий предполагает разделение уран-плутония и выделение высоко-, средне- и низкоактивных элементов. Именно эти радиоизотопы, которые мы будем выделять из отходов, и востребованы в радиофармпрепаратах. В том сегменте медицины, которая во всем мире занимает треть, а у нас — 5-7%, есть куда расти. «Росатом» активно развивает работу в направлении ядерной медицины, в том числе и мы планируем занять в нем свою нишу.
Традиционный для атомщиков вопрос об экологической обстановке. Как сегодня в этом направлении обстоят дела на ГХК?
Вопрос, действительно, традиционный. У наших французских коллег даже есть шутка на этот счет: «Если выходит атомщик и говорит: „Всё в порядке“, значит, точно что-то не в порядке». Такое пристальное внимание понятно, радиация — это то, что человек не ощущает, не видит, как, например, выбросы из трубы. Отсюда и возникает некое внутреннее ощущение дискомфорта и вопросы «А всё ли там в порядке?». Это общая ситуация для всех стран.
Экология для нас — это приоритет. Что это значит на практике? Сегодня на ГХК работает автоматизированная система обеспечения радиационного контроля, она расположена по всей территории комбината. В режиме онлайн мониторится ситуация и радиационный фон. Объекты ГХК — сверхнадежны. Не только расположенные в подгорном укрытии, как, например, МОКС. «Сухое» хранилище ОЯТ выдерживает 10-балльное землетрясение и прямое попадание самолета.
Некоторые журналисты, побывавшие на предприятии, даже задаются вопросом «К чему такой избыточный уровень безопасности?». Для нас он не «избыточный»: за экологией мы следим очень внимательно, потому что как никто другой понимаем, что такое радиация. Кстати сказать, уровень радиационного фона в Железногорске даже ниже, чем в Красноярске. С полным основанием могу утверждать, что более экологически безопасного вида генерации энергии, чем атомная — если мы говорим о промышленных масштабах, в мире на сегодняшний день не существует.
И еще об экологии, точнее, об экологах. Сегодня мы четко делим их на две категории. «Зеленые»-зеленые — это те, кто искренне болеет за экологию, и черные-«зеленые», занимающиеся вымогательством и шантажом. С такими мы судимся и выигрываем дела о защите чести и достоинства компании.
Недавно вы в составе делегации «Росатома» были в Японии, посещали станцию «Фукусима». Означает ли это, что красноярские атомщики будут помогать в ликвидации последствий аварии?
Визит состоялся по приглашению японской стороны. Причина проста: прошло почти пять лет с момента аварии на станции, а японцы до сих пор не знают, что им делать. Уровень радиационного фона в районе станции сегодня в 2000 раз превышает средний природный фон. Японцы обратились к американцам и французам, те помочь отказались. Тогда они обратились к нам, у нас есть колоссальный опыт — российской атомной энергетике в этом году 70 лет. Мы знаем, как выстроить безопасную работу и как ликвидировать последствия этой аварийной ситуации.
Что касается участия красноярских атомщиков — мы не собираемся «обжигать» своих людей радиацией и отправлять их на ликвидацию. Готовы поделиться опытом, знаниями, технологиями, патентами. Естественно, не безвозмездно, но отправлять людей — нет, у нас своих задач более, чем достаточно.
К слову, о задачах. Каким будет 2016 год на «Горно-химическом комбинате»?
Председатель правительства утвердил для отрасли новую федеральную целевую программу, которая предполагает развитие работы опытно-демонстрационного центра ГХК. Эта работа будет поддержана соответствующим финансированием со стороны федерации. Плюс начинаем увеличивать мощности и объем производства на уже запущенных объектах, оптимизировать технологии. Мало поставить бетонные стены и привезти туда груду железа — надо создать технологический комплекс, который начнет выпускать продукцию с определенными требованиями, качеством и эффективностью. Наша конечная цель — выпуск продукции для выполнения важных госзадач и выхода на международный рынок.
Наталья Мороз
