Иностранцы
В СФУ КАК ДОМА
В Сибирском федеральном университете учится почти тысяча иностранных студентов, и эта цифра с каждым годом растёт. Красноярцев уже не удивляет английская речь в кафешках, и, видя на улице темнокожих, они не бегут фотографироваться с ними. СФУ сделал Красноярск интернациональным и теперь готов рассказать, что привлекает иностранцев в далёкий сибирский вуз.
Героями проекта стали семейная пара учёных из Индии, испанец, который приехал работать в научной школе академика Ваганова, освоивший за полгода русский язык японец, парень с Ямайки, который приехал от РУСАЛа и влюбил в себя всю танцевальную тусовку Красноярска, и билингв из Китая, ставший другом всех китайских студентов в городе.
Пять стран, пять разных историй, пять непохожих героев, которых объединяет одно – все они убедились в том, что Сибирь стоит того, чтобы приехать сюда учиться, работать и жить.
Меня всегда интересовала наука, природа, животные, геология – вся моя жизнь вела меня к тому, чтобы я стал ученым.
Еще в детстве мы с бабушкой и дедушкой ходили в походы в лес, собирали камни, растения. Это стало для меня мотивацией углубить свои знания в этой области. Поэтому я сначала изучал биологию в Венесуэле, потом получил степень магистра и PhD в Испании, а потом уже приехал в Россию по программе «Постдок СФУ».
Поначалу я специализировался на экологии растений и менеджменте экосистем, но потом судьба свела меня с профессором дендрохронологии, который предложил мне попробовать себя в этом деле, и закрутилось. Я начал исследования, добился неплохих результатов, удачно опубликовал статью и продолжил работать в этом направлении.
Моя кандидатская диссертация уже была по дендрохронологии Exploring the potential of parenchyma ray as a proxy for climate and plant resource levels. Я исследовал, как уровень сахара влияет на рост деревьев. Это было в 2012 году.
Профессор Ваганов — очень известный дендрохронолог. Он известен по всему миру.
Поэтому, когда профессор Кирдянов рассказал мне о том, что в СФУ будет конкурс постдоков, я решил участвовать. Сложно ли быть ученым в России? Точно нет. Мне даже легче!
Сибирский федеральный университет продвигает исследования в области дендрохронологии, и это заметно особенно по сравнению с тем, что я делал в рамках PhD в Испании.
Сибирь – лучшее место для подобных исследований. Здесь обширные леса и, конечно, здесь много хороших учёных, с которыми мы вступаем в коллаборации: профессора Шишов и Ваганов, профессор Бабушкина из Абакана.
Я стал заведующим лабораторией, что считаю своим карьерным успехом.
Здесь у меня много работы. Помимо публикаций мы разработали новый метод изучения анатомии дерева. Мы позаимствовали метод из медицины и применили его к древесине. Вместо того, чтобы что-то разрезать, мы покрываем древесину специальной субстанцией и полируем её. Раньше мы разрезали – теперь полируем. Получается идеальная структура, ничего не повреждено, не сломано.
Я не нахожу здесь для себя никаких ограничений, если условия останутся прежними, я планирую остаться здесь.
Что делает дендрохронолог? О, это очень интересно. Введение в специальность – это один из курсов, который я читаю студентам в СФУ. По анатомии древесных колец можно понять все, что год за годом происходило с деревом, понять, какие факторы влияли на его рост, и сделать выводы о состоянии окружающей среды на тот период. Исследование начинается с того, что мы берём образцы.
Что важно, дерево нужно взять не первое попавшееся, а то, которое соответствует задачам исследования. Если мы хотим узнать, как влияет вода на рост деревьев, мы едем на юг, например, в Хакасию, поскольку там достаточно сухо, и деревья ограничены в воде. Если хотим узнать влияние температуры – на север, туда, где низкие температуры. Короче говоря, нужно учесть много факторов: место работы, вид дерева, тип вегетации, климат, необходимо чтобы дерево было доступно, и поблизости находились метеорологические станции.
Чтобы взять образцы, не обязательно деревья спиливать. У нас нет цели разорить лес, поэтому целые спилы берутся только в том случае, если дерево уже умерло.
Я же работаю с живыми деревьями, мне достаточно керна. С помощью бура из ствола берётся тоненький керн, а отверстие заделывается варом, и дерево остается жить. В лаборатории мы помещаем керны в опоры, чтобы их проще было хранить и транспортировать, иначе они просто сломаются, и вся работа насмарку.
Дальше начинается моя работа – изучение анатомии дерева. Чтобы изучить дерево, нужно огромное количество статистики.
Очень много статистики. Мы подготавливаем тоненькие срезы, фотографируем их и анализируем изображение по разным параметрам, чтобы точно понять возраст дерева, что ему не 101 год, а 100, чтобы понять размеры этих колец. Раньше мы считали кольца вручную, сейчас этот процесс автоматизирован.
Я работаю на современном сканере, который позволяет получить точные результаты. Это быстро и удобно. Мы просто сканируем образцы, и программа сама всё считает. У нас установлено довольно новое и хорошее программное обеспечение, которое анализирует анатомию древесины, измеряет размер люмена и размер стенок клетки автоматически.
В последний раз, кода мы были в экспедиции в Иркутской области, нас подрезал грузовик, из него вышли два парня с ружьями и пошли на нас.
Мы кричали: «Мы из Академия наук, мы из Академия наук». Они подумали, что мы браконьеры
В июне будет 3 года как я сюда приехал.
За это время я написал 8 статей, ещё 3 сейчас на рассмотрении. Сейчас я работаю над 4 докладами и хочу опубликовать их до конца года. Было 11 экспедиций за 3 года.
Две – на Алтай, три – на Байкал. Еще ездил в Шушенское, Хакасию, Погорелки… И во время них чего только не происходило. На Камчатке мы видели извержение вулкана, встречались с медведем, у нас посреди леса ломалась машина, а в последний раз, кода мы были в экспедиции в Иркутской области, нас подрезал грузовик, из него вышли два парня с ружьями и пошли на нас. Мы такие:
«Академия наук, Академия наук, Академия наук». Они подумали, что мы браконьеры.
Там много охотников, которые нелегально убивают животных. К счастью, мы никогда не блудили в лесу, у нас есть GPS.
Россия – это огромная страна, это невероятная природа. Я люблю путешествовать по ней и заниматься полевой работой. Единственный минус в экспедициях по России – сплошная каша по утрам. Терпеть не могу кашу. Только гречку более-менее
Я привычный к экспедиционному быту человек. Я был в Венесуэле в горах, чтобы вы понимали, это горы-четырёхтысячники, много ездил по Испании, брал образцы в Швейцарии. Но Россия – это особое в этом плане место. Тут большие расстояния, и путешествие занимает много времени. Например, когда мы ездили на Урал поездом, это заняло 37 часов! Но время компенсируется, так как это не просто 37 часов, а 37 часов любования видами России. Россия – это огромная страна, это невероятная природа. Я люблю путешествовать по ней и заниматься полевой работой. Я люблю сам брать образцы, не люблю, когда мне их присылают. Работа с деревом достаточно тяжелая, это и физическая работа в том числе. Но для меня это лишь ещё один плюс в копилку моей работы. Единственный минус в экспедициях по России – сплошная каша по утрам. Терпеть не могу кашу. Только гречку более-менее. А морозы? Морозы в России – это даже забавно. Как-то с другом из Швейцарии мы выливали кипяток в воздух, чтобы посмотреть, реально ли он испаряется так, как на Ютубе. Реально так.
Я много ездил по миру, и для того, чтобы где-то остепениться, мне нужно, чтобы сошлись два фактора: мне нужно, чтобы в этом месте я мог заниматься наукой и айкидо.
В Красноярске хорошо развито и то, и другое.
Поэтому я бы хотел задержаться тут подольше
Помимо науки я занимаюсь Боевыми искусствами – айкидо и кендо.
Я много ездил по миру, и для того, чтобы где-то остепениться, мне нужно, чтобы сошлись два фактора: мне нужно, чтобы в этом месте я мог заниматься наукой и айкидо. В Красноярске хорошо развито и то, и другое. Поэтому я бы хотел задержаться тут подольше. Все говорят «берегитесь медведей», «берегитесь волков», но никто не говорит «берегитесь клещей». Хотя для меня настоящим шоком были именно они.